Геннадий Исаков
КАК КОЗЛОДОЕВ ВЛЮБИЛСЯ
Аскольд Васильевич Козлодоев заболел. На него свалился грипп, а он с детства не переносил его. Кости болели, кожа излучала жар, все ныло, настроение опаскудилось. Он лежал измученным трупом с красными бесноватыми глазами и сопливым носом, зарывшись в свалку из одеял и телогреек. Лекарства никакие не принимал, потому что издавна принимал медицину за вредное шаманство, которое только мешает перестройке организма для борьбы с болезнью. И действительно, в нем что-то происходило, очень похожее на сплошной разлад. Что-то там не получалось.
В общем, Козлодоев приготовился помирать. Дядя Федя и инженер Петрович привели к нему старую старуху пенсионерку, чтобы та присмотрела за дураком.
- Васильевич, - сказали ему, оцепенело уставившемуся на ветхое создание, - это Софья Алексеевна. Она ухаживает за сомнительными.
- В каком смысле? - Помрачнел больной.
- За покойниками. - Неожиданно здраво раз?яснила свой профиль старуха. - Которые пока живые.
- Из монастыря, что ли? - Осатанел и удивился Козлодоев говорящей кукле.
- Напрасно ты так. Потом еще спасибо скажешь. - И ушли, как бросили на произвол стихии.
Они все это сделали напрасно. Видно, чтобы смерть не показалась сахаром. Что тут началось! Старуха, оказывается, знала полтора миллиарда слов и время зря тратить не собиралась.
- Как тебя зовут-то? - Спросила, снимая шляпу и пальто, под которым скрывалось нахальное платье. Увидела зеркало, подбежала, прихватив свой саквояжик, и тотчас же принялась гримасничать и рисовать узоры на лице прошлогодней фиалки. И вытряхнула довольно много слов о благотворительной роли красоты женщин в излечении мужчин. "Вам на благо нас не жалко".
- Еврейка, небось?
- С чего это?
- Говоришь, как Голда Мейер.
- Я ассирийка.
- Да таких и не бывает. Меня зовут Аскольдом.
- Господи, какая мерзость! Скалы и лед. Ты не варяг? "Мы в море родились, умрем на море!" - Фальшиво пропела. - Мама-то как звала?
Она подошла и поразила. С плеч падает цыганский платок. На смуглом лице синие губы, на вековых щеках румяна, в ушах по канделябру. Накладные ресницы. А волосы! Есть игрушка такая. "А-а-а!" - кричит черт, выскакивая из ящика. Чтоб страшно стало. Точно не вспомнить, какая прическа у него на затылке, но, наверняка, такая. К тому же у этой - неистово красная.
- Ну, и кого будем пугать?
Что на больного обижаться?
- Не смыслим, значит, в красоте и современной моде. - Констатировала старуха. - Неудивительно. Смыслим тогда, когда существуем. Огненная страсть. Только для бомонда. Ты мужчина или кто? А если не мужчина, то зачем ты? Эх, сирота!
- Колей меня мама звала. А зачем ты ассирийка?
Коля был мокрый, грязный и вонючий.
- Сейчас тебя обмою. Тазик есть? А эта тряпка - полотенце? Дожил! Никакой культуры!
- Потерпи пока гроб принесут. Уж недолго.
А ассирийка тем временем бегала по квартире, выясняя, что где лежит. Заглянула во все шкафы, холодильник. И без конца причитала. "Кошмар! Гадюшник! Грязь, бомжатник!" Ну еще выдавала что-то новенькое. Она знала много слов. С головой после атомного взрыва.
- Ассирийка я затем, чтоб Вавилона больше не случилось. Жена, поди, давно сбежала? С каким-нибудь завхозом из буфета. - Язвила кикимора. - Вон, даже тарелок - ни одной не осталось.
- Порядок отражает комплексы души. Он ограничивает цель. В хаосе фантазия, ни чем не скованный полет воображения. - Философски ответил Козлодоев.
- То-то я смотрю - метла в ведре. Сразу видно - для полетов. А на кухне стартовый комплекс. Летаем без бензина? ЦУП на койке?
- Послушай, выверни ведро. Посмотри чинарик.
- Какая гадость! - Побежала к саквояжику и принесла кисет. Ловко порвала газетку и умело свернула пару козьих ножек.
- Откуда навык?
- С фронта, позже с лагерей. Вот где зарядка сил! А какая школа выживания! После такой школы, - пробормотала, что-то озабоченно выискивая в кармашках, - долго живут. Знаешь почему?
Аскольд Васильевич заскрипел, но сумел приподняться, чтоб поудобней сесть. Гостья проворно подложила подушку. Дала сигарку.
- Спички есть? - Спросила.
- Обычно прикуриваю от газа. - Показал на кухню.
- А газ зажигаешь от чего?
- От окурка. У меня никогда и не было жены. Не поймешь вас, женщин.
Нашла спичку и чиркнула о зеркало. Сигарки задымились. На будущее зажгла газ на кухне.
- А потому, что понимают жизнь иначе, чем другие. У меня мужей было штук десять. Не прижились, милые.
- Уела всех?
- Расстреляны, убиты, умерли от ран и стрессов. Ты-то чем был занят? Давай таблеток дам.
- Ты мне еще клизму предложи. Антидюринга читала?
- Что-нибудь о клизмах?
- Ну, мрак. Двенадцать ночи без свечи. Студентам эту штуку раз?яснял. Но думают, похоже, также.
- Глупый ты, Коля. Ты вылечил кого-нибудь своим антидюрингом? А я вот многих спасла. Да только, жаль, не всех.
Она отвернулась и подняла голову, потому что на глазах проступили слезы и надо было их как-то просушить.
- Больше всего Шарика жалко.
- Один из десяти?
- Безродный пес. Он меня безгранично обожал. Ни с кем не сравнить. Погиб с Леваневским.
- Ты была знакома с полярным летчиком?
- Я его ненавидела. Ты не видел его фотографии?
