Первое мое знакомство с Владиком Чудобыльским оказалось заочным. Скорее всего, я бы никогда не узнал о существовании этой необыкновенной личности, если б однажды не вернулся... домой.
Из старого московского дома, где прошло мое детство, я уехал лет двадцать назад. Давно уже тянуло меня пройти не спеша по тихому переулку, где знакомы каждая подворотня, каждый камень, и, конечно же, заглянуть во двор, в котором когда-то умещался целый мир с бушующими океанами, неведомыми островами, непроходимыми лесами, полями сражений. И каких сражений! Там бились, гремя латами, рыцари, звенели шпаги мушкетеров, проносилась лихая чапаевская конница, горели, подорванные гранатами, фашистские «тигры» и «пантеры». Главный «танк» был один, постоянный — огромный, обитый железом помойный ящик. В зависимости от времени года в эту мишень летели то обломки кирпичей, то снежки. Но прекраснее всего было с треском подбить броневую махину гранатой — перегоревшей лампочкой.
Все здесь было удивительно взаправдашним: и могучие ледоколы, и фантастические вездеходы и звездолеты, сооруженные из досок и ящиков, и древние, насквозь заколдованные замки в сыром, каменном сарае. Словом, двор был поистине королевским. Впрочем, наверно, как и всякий другой порядочный старый двор, где полновластно царствовало Его Величество Детство, а придворные мальчишки и девчонки даже и не подозревали, что обитают в чудесном мире и что чудеса со временем исчезают.
Мне хотелось посмотреть, кто живет в моем доме теперь, какие ребята топчут мои давным-давно стершиеся следы, узнать, во что они играют, о каких тайнах шепчутся.
И вот я вернулся туда, откуда когда-то ушел навсегда. Навсегда потому, что можно побывать там, где рос, но нельзя возвратиться в то, из чего вырос.
Все было так и не так. Дом мой стал вроде бы ниже: после ремонтов пропали щербатые лепные украшения на фасаде, исчезли ворота с чугунными листьями и шишками. Изменился и двор. Не стало покосившихся сараев, увитых сухим плющом заборов, скрипучих крылечек. Двор раздвинулся, выпрямился, оделся по краям аккуратными газонами, но все здесь теперь выглядело каким-то незначительным, обыкновенным.
Было тихо и пусто. Школьники учились, а малышей, наверное, бабушки пасли в разбитом по соседству скверике.
Я сел на синюю скамейку с выломанной спинкой, достал сигарету и принялся вспоминать свое детство в подробностях. Но подробности почему-то не вспоминались. Было какое-то странное чувство, будто мое собственное детство вдруг обернулось для меня тайной, в которую я никак не могу проникнуть. А может быть, это знакомая старая тайна пришла из моего детства и, как прежде, поджидала меня где-то рядом?
По водосточной трубе с грохотом съехали подтаявшие ледышки, пропищало радио, сообщив, что прошел еще один час, налетевший ветерок запутался в частых ветвях старого тополя, потом, вырвавшись, закрутился в углу двора маленьким смерчем.
Бросив окурок, я собрался было уходить и тут заметил... ее. Она лежала под скамейкой в грязном снегу, по соседству с конфетной оберткой и рваной варежкой. Сначала мне показалось, что это всего лишь обложка с выдранной серединой. Сам не знаю, что меня толкнуло залезть под скамейку и вытащить обыкновенную коричневую общую тетрадь. Середина оказалась на месте. Сдув снег, я раскрыл тетрадь и увидел такое... Впрочем, судите сами — на первой странице аккуратно, большими буквами было написано следующее:
«ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Я, Владислав Чудобыльский, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим подтверждаю, что действительно был участником всех странных, невероятных и необъяснимых событий, изложенных в этом дневнике. Сознавая ответственность перед наукой, заявляю также, что описывал только то, чему был свидетелем, и ничего не присочинил...»
...После такого многообещающего начала все срочные дела, намеченные на ближайшее время, вылетели у меня из головы. Я перевернул страницу, потом другую и, уже не отрываясь, прочел дневник до последней строчки.
То, что я узнал, так меня поразило, что я тут же решил: во-первых, нужно немедленно разыскать автора, потерявшего свою драгоценную тетрадь, а во-вторых, попавший мне в руки дневник следует как можно скорее опубликовать: я попросту не имею права скрывать открытие, которое должно принадлежать всему миру.
К моим розыскам автора мы еще вернемся, а дневник — вот он. В нем исправлены лишь грамматические ошибки да некоторые шероховатости, а в основном все осталось, как было. После первых строчек (вы их уже прочли) шло следующее:
«...Дневник я начал десятого июня этого года, сразу же как приехал с отцом в Сибирь на стройку электростанции.
Папу вызвали туда на лето по проектным делам, а я уговорил его взять меня с собой.
Честно говоря, дневник я вел кое-как, случалось, неделю не притрагивался — некогда было. Впрочем, теперь это уже не имеет значения: все равно, в первых записях нет ничего относящегося к самому главному. По этой причине все страницы до 12-го августа я вообще вырвал. Правда, теперь мне придется заново рассказывать, кто такой Александр Иванович Сулимов и как мы познакомились, но это я быстренько.
