Глава 1
Я проснулась и, еще в полусне, удивилась, как странно изменилась наша с мамой комната - она как будто стала наполовину чужой. Вещи все знакомые: шкаф, очень старый, у него облупился лак, а дверца одна приоткрывалась, потом книги на полке, стулья, обитые зеленой материей, тоже старой. На стене висел старый акварельный портрет моих бабушки и дедушки. Но потолок был совсем другим, мы его белили прошлой весной, а сейчас я видела какой-то серый, и пятно сверху в углу. Вид из окна тоже какой-то непонятный: раньше все закрывал соседний дом, а сейчас я смотрела на серое, в тучах, небо. Может быть, это волшебство? Мне не то, чтобы стало страшно, я еще не совсем проснулась, а мысли путались. Только приподняла голову от подушки, стены словно качнулись и надвинулись, а в голове неприятно загудело. Привычно горел огонь в камине, ярко-оранжевый, с желтыми краешками языков, которые наклонялись из стороны в сторону, поднимались, припадали к багровым углям, как будто их трепал какой-нибудь живший в камине ветер. А пахло в комнате незнакомо - сыростью и лекарствами. Ну да, я ведь долго болела ... потому и слабость (но что стряслось за это время с нашим жильем?) Очень хотелось пить. Я позвала (как мне показалось, громко):
-Мама!
Никто не ответил. Рядом с кроватью на тумбочке стояла моя чашка с водой. Я дотянулась до нее. На камине стояли часы, мои любимые, в виде волшебного домика. Хорошо, что мы их не выбросили, хоть и ломаются постоянно, и дорого чинить. То, что в этой странной комнате было столько привычных предметов, меня успокоило - раз наши вещи здесь, значит, все в порядке. Я натянула одеяло, спряталась с головой и сразу заснула.
-Растанна, ты проснулась? Выпей сейчас лекарство.
На моей постели сидела мама и ласково гладила меня по руке. В комнате было холодно, в камине огонь почти потух, только еле-еле светилось несколько багровых угольков. Она увидела, что я открыла глаза, обняла меня и поцеловала несколько раз. Потом помогла приподняться и выпить лекарство - очень противное, кисло-горькое.
-Почему мы здесь? - спросила я, снова улегшись на подушку. - Куда ты ходила, пока я спала? Где мой медведь?
Мама достала из тумбочки синего медведя и дала мне в руки. Конечно, я уже почти не играю в игрушки, но если болеешь - это уже другое дело.
-Когда ты заболела, это было в начале сезона снегов...
-А сколько я болела?
-Две недели. Был у тебя жар, ты никак не приходила в сознание, металась...
Я вцепилась в медведя и заплакала. Значит, я пропустила День Первого Снега! Не будет ни праздничных пирогов, ни гулянья на площади!
-Ну, что ты, Растанна, - огорчилась мама. У нее на плечах была серая шаль, которую я очень не любила - шаль была некрасивая, побитая молью и заштопанная шерстью другого оттенка, потому что точно таких ниток не нашли, а выбросить было жалко.
-Праздник пропустила!
-Ты болела очень тяжело, жар никак не спадал. Я боялась, что ты... сидела около тебя ночами. Денег не хватало ни на что - я вещи продавала. Хозяйка нам велела переехать в комнату поменьше, на последнем этаже.
-Тут раньше жила хромая Маггана?
-Да... Но теперь ты начнешь поправляться, я выйду на работу и все изменится. Долги раздадим, купим необходимое.
Так и шли дни за днями до моего выздоровления. Мама утром занималась домашними делами, а днем уходила на работу. Ее взяли пианисткой в маленький ресторанчик. Раньше она работала при театре, была там мастерица на все руки (когда я была маленькой, мне казалось, что так действительно называется ее должность) - шила костюмы, иногда играла на пианино за сценой, если в пьесе это было необходимо. Но из-за моей болезни она не могла там бывать так часто, как нужно, и ее уволили. Мама сказала, что у них в театре - трудные времена. Наверно, это из-за суровой зимы, надеюсь, они там хотя бы не болеют. Мама не слишком огорчилась из-за театра - она всегда как-то легко находила работу, трудно было лишь в то время, когда я болела, и она работать не могла. Если умеешь что-нибудь делать хорошо, допустим, играть на музыкальном инструменте, всегда найдется какая-то работа. Когда-то пианино было и у нас, но мы его давно продали, еще позапрошлой зимой. Я с детства помню - мама играет какую-нибудь красивую и грустную пьесу, она держится очень прямо, но не напряженно - наоборот, музыка как будто делится с ней своей легкостью. Ее пальцы перебегают по клавишам, она не замечает ничего... А у меня никогда не получалось играть, как говорят, у меня есть чувство ритма, но нет слуха. Ну, а когда я пою, мама смеется или затыкает уши. В ту зиму мама потеряла работу, а на улице стояли такие холода, что "птицы замерзают на лету". Так говорят. Поэтому, когда я смотрела в окно, то очень боялась увидеть на тротуаре черных, неподвижных птичек. К счастью, ни разу ни одной не заметила. Ну, вот, и нам тогда было так трудно, что и пришлось продать пианино.
Наше теперешнее жилье было очень убого. На стенах штукатурка облупилась, а туалет тут общий - на несколько квартир, и идти приходится на холодную лестницу. Раньше мы жили на втором этаже, а сейчас - на пятом, почти на чердаке. Зато вид из окна замечательный. Окна прежней квартиры выходили на другую сторону, и виден был всего лишь переулочек, который заканчивался тупиком, и соседний дом. Мы все время закрывали окна шторами, по крайней мере, к вечеру, потому что дома стояли очень близко. Всегда видно было, что делают соседи, и мы всегда знали, какую еду готовят в соседнем доме. Хорошо, если еда была вкусная, но одна из соседок была страшно рассеянной, и все у нее всегда подгорало. Смотреть в окно в нашей прежней квартире было скучно, только если шел снег или дождь. А здесь мы высоко, под самой крышей. Когда я подтаскиваю стул к подоконнику и встаю на него коленями, то могу увидеть не только дом напротив, но еще, за его углом, часть заснеженной площади. Там гуляют по тротуару барышни, они прячут руки в муфты. Проходят полицейские патрули. Через саму площадь то и дело проезжают телеги, и можно разглядывать лошадок - как они переступают, цокая копытами, потряхивают гривами. Вечером в переулке темно, а на площади горят фонари. Я долго смотрю на их круглые желтые шары, на снег, появляющийся в кругах света и пропадающий в темноте. А в центре площади стоит памятник Корабельщику. Мама считает, что этот памятник безвкусный и нелепый. Во-первых, говорит она, к нашему городку ни Корабельщик, ни вообще море не имеют никакого отношения. Во-вторых, сам монумент выглядит так: на длинном чугунном столбе, изукрашенном разными надписями, стоит корабль. Столб большой, а корабль маленький. На носу - фигура морской девы, подняты паруса. А самого Корабельщика нет. Может быть, конечно, он где-то внутри корабля, в капитанской каюте... Но мне памятник нравится. Я люблю смотреть на него, хотя отсюда виден был только корабельный нос и кусочек паруса, и мечтать о море и путешествиях.
