С именем Алана Маршалла связаны пять десятилетий австралийской литературы. Ему принадлежат восемнадцать книг. Его повести, рассказы, очерки, произведения для детей переведены примерно на столько же языков. Век XX приучил нас и к цифрам, и к относительности статистического критерия. Сколько уже было кумиров на час, сделанных средствами массовой информации на потребу обывателю, поставщиков соблазнительной, но ядовитой жвачки, порой вытесняющей здоровую духовную пищу! У Алана Маршалла добрая слава. Его любят давно и неизменно, что само по себе редкость во «времена, не очень-то склонные к любви», как заметил один мельбурнский критик. Секрет обаяния Маршалла — в трезвом, честном, мужественном взгляде на действительность и ощущении светлой радости бытия, в убедительности нравственного урока, преподанного не с высот морального превосходства, а как бы самой жизнью, обретающей в произведениях художника новые грани.
В творчестве Маршалла преобладает автобиографический элемент — писатель предпочитает опираться на непосредственно познание и редко прячет авторское «я» под маской вымышленного рассказчика. Личный же его опыт удивителен и вызывает глубокое уважение. Мальчик, который родился в 1902 году в Нурате, небольшом поселке штата Виктория, в семье объездчика лошадей, шести лет заболел полиомиелитом, и костыли стали его неразлучными спутниками. Писатель и общественный деятель, репортер, колесивший по дорогам Австралии в фургоне, запряженном лошадьми, и в машине с хитроумной системой ремней для управления, Маршалл вправе оглянуться на ступени, ведущие в прошлое, с гордостью: он поднимался по ним ценой огромного труда, упорства, воли. Знаний, полученных в сельской школе и коммерческом колледже, было маловато, пришлось самому восполнять пробелы. Юношу с парализованными ногами долго никто не соглашался взять на работу. Потом он был муниципальным клерком с нищенским жалованьем, бухгалтером, ночным сторожем, а в свободные минуты записывал в блокнот (их накопилось со временем около ста) свои наблюдения, мысли, услышанные истории — он с детства мечтал стать писателем. В 30-е годы рассказы Маршалла получают премии на местных литературных конкурсах и пробиваются на страницы печати. Именно в это «гневное» десятилетие, когда Австралию, как и многие другие страны капиталистического мира, опустошал экономический кризис, сложилось мировоззрение Маршалла, определились его эстетические позиции писателя-реалиста.
Страна, в силу своего географического положения и особенностей развития капитализма лелеявшая иллюзии исключительности, эгалитарности, изоляционизма, вновь подтвердила всеобщность исторических закономерностей, открытых марксизмом. Экономический кризис превзошел все предшествующие: миллион людей прозябал на пособии, разоренные фермеры бросали свои хозяйства, переходившие в руки банков, безработные скитались по стране в поисках пропитания — у городских свалок и по берегам рек вырастали палаточные и лачужные лагеря. Буржуазное государство если и пыталось поправить положение, то лишь паллиативными мерами, вроде краткосрочных общественных работ, зато усердно охраняло частную собственность: безработных сажали в кутузку за бродяжничество, с благословения полиции домовладелец выбрасывал на улицу неплательщиков. Конфликты обостряла угроза надвигающейся войны.
В бурях народного протеста — многотысячных митингах, демонстрациях и забастовках, в борьбе против сил реакции выросло влияние компартии, прогрессивная интеллигенция сблизилась с боевым авангардом рабочего класса. «Озабоченность положением общества присуща многим произведениям этого периода, — пишет известный австралийский писатель Джуда Уотен в сборнике фотодокументов «Годы депрессии. 1929–1939». — Можно с уверенностью сказать, что никогда еще после 90-х годов XIX века писатели не были так близки к единению с народом во имя общего дела. Это очевидно из творчества Катарины Сусанны Причард, Кайли Теннант, Алана Маршалла, Зовье Герберта и Вэнса Палмера»[1]. Но если социалистические идеалы писателей 90-х годов, поры «великих забастовок» и национального самоопределения, носили преимущественно утопический характер, то в 30-е годы усиливается пробудившийся после Октябрьской революции интерес к марксизму и опыту СССР. Линию социалистического реализма, намеченную романом Причард «Рабочие волы» (1925), продолжает Джин Дэвенни в романе «Сахарный рай» (1936). Произведений, безоговорочных в своей критике капитализма и утверждавших необходимость революционного перехода к новому строю, правда, было немного. Но широко проявилась тенденция социального критицизма.
В романах К. Теннант «Тибурон» (1935) и «Несдающиеся» (1941), отображающих страдания безработных, подчеркнут неистребимый оптимизм и жизнеспособность народа. 3. Герберт в обширном полотне «Каприкорния» (1938), используя приемы просветительского романа, показывает судьбу бесправного метиса, обязанного своими злоключениями расовой дискриминации. Семейная драма австралийских форсайтов в романе В. Палмера «Семья Суэйн»[2] (1934) рассматривается как знамение времени: крах мира собственников. Связующую нить между сокровенно личным и проблемами века ищет в романе «Близкие и чужие» (1937) К. С. Причард.
