— Мы что, ограбим шахту Ордена?
Мириот откинулся на выщербленной каменной скамье, прислонившись к плющу, что покрывал стену Зала Стражи кровавым покрывалом, и, распахнув глаза в показном удивлении, переспросил:
— Ограбить шахту? Будь я одинок или уходи из Гряды, вырывая все корни, то возможно решился бы на столь безумный поступок. Ухватить побольше, да бежать. Можно даже не во Второй, а в Сто Озёр. У меня и отбирать там всё добытое не стали бы, ведь я принёс бы в их клан такую радостную весть — лесной ватажник ограбил сердце богатства Ордена!
Мириот расхохотался, поднял задумчивый, размытый мечтами взгляд, над моим плечом, всматриваясь в видимые только ему картины, качнул головой:
— Но я не для того оставил сына и наследие Волков, чтобы всё, чем я и он пожертвовали, на что пошли ради этого похода, перечеркнуть своими руками.
— Пока не слышу ничего, кроме очередных умствований, — терпение моё было на исходе. — А они мне надоели ещё в лесу. К делу.
Но Волк не спешил продолжать, проверяя крепость моих нервов. Наконец, словно насладившись мечтами или удовлетворившись выдержкой, кивнул:
— К делу. Ты, рождённый в Нулевом, не задумывался, почему главы ватаг так молоды?
— А я их видел? Ты первый и единственный из них, кого я знаю.
— Мы наблюдали твою схватку на Арене, в день встречи гостей города.
— Первый раз слышу, — я безразлично пожал плечами. — Там всё было заполнено зрителями, глаза разбегались. Орденцев видел, а тебя... Может, места ваши оказались в самой заднице?
Мириот усмехнулся:
— Пусть будет так. Тогда поверь на слово — они все моего возраста, редко кто старше или младше больше чем на десять лет, и ответь, где старшее поколение? Наши отцы, деды?
Я уже хотел сказать ему о десятках пожилых ватажников, что я видел в городе, Доме Найма, о том же скупщике в лагере Волков, но Мириот меня перебил:
— Я спрашиваю не о простых ватажниках, обделённых талантом, рано упёршихся в преграду. Я спрашиваю о лучших из лучших. Скорее даже обо всех тех, кто имел достаточно яшмы, чтобы купить себе алхимию и не обращать внимания на уровень таланта, а брать силу с заемной помощью.
— Нет, не задумывался, — нахмурившись, переспросил у Волка. — Но если у всех ватаг есть места силы и обычай уходить туда в надежде прорваться, то сколько их там остаётся? Ты сам говорил — это последний шанс и мало кому он даётся в руки.
— По-твоему, эти места бездонные? Они долгие годы по крохе собирают силу Неба, которой может хватить только на одного. Ты же сам не раз ночевал в них и должен был ощутить, как быстро они пустели.
— От трёх десятков ватажников.
Я напомнил только это, придержав острые слова о дармоедах, так и просившиеся на язык. Но сдержался. Достаточно того, что повздорил с Риквилом, впервые не оглядываясь ни на кого, словно язык работал раньше ума. Нужно знать меру. Мириоту же не было дела до моих недосказанностей.
— Верно. Так мало, что не хватает даже на них. Потому-то места силы только для тех, чей шанс прорваться выше, чем у остальных. Чаще всего это главы ватаг или первые из братьев.
— Справедливо, так что с остальными?
— Это те, кто сам шагал за пределы, но десятую звезду всё равно не взял. Да и не возьмет, сколько бы мест ни выпил.
— Погоди, — до меня стало доходить. — Ведь и верно. В Школе нам что-то говорили об этом. Об основе силы семей, о тех кто коснулся десятой звезды.
— Красивая фраза да? — Мириот хохотнул. — Вроде ты и неудачник, но небольшая игра словами и становишься тем, кто приобщился к великому достижению, поднялся выше остальных и уже можешь глядеть на них сверху вниз. Ведь сколько тех, кто не сумел достичь твоего уровня?
Откинувшись спиной на стену, увитую плющом, я смерил взглядом Волка:
— Ты много раз говорил, что твоего отца постигла неудача, но не припомню, чтобы ты рассказывал о его смерти.
И увидел широкую улыбку:
— Как и о смерти деда.
— Деда?
Попытался прикинуть, сколько же ему сейчас лет. Выходило, что-то вроде вечного Газила, с которым я всегда сравниваю всех встреченных стариков. Здесь тоже должен быть кто-то так же сморщенный и согнутый годами. Хотя нет, он Воин, а значит его здоровье не может быть настолько плохим: каждая звезда добавляет годы жизни и разглаживает морщины. Задумчиво протянул:
— Так значит они остались с твоим сыном. Не хотят попасть во Второй? Или не верят в наш успех?
— Отец верит. Но уходить тоже не хочет. Деду же даже энергия Второго пояса не даст большего, чем ещё несколько лет жизни, но ради этого ему придётся отказаться от привычных благ положения старейшины ватаги. Мало кто променяет тёплый дом и вино на простую кашу в хижине.
— Так где они живут? В каком квартале?
Волк скривился, с неохотой признал:
— Мало кто из таких стариков остается в городе. Не так уж много силы Неба удерживает формация Гряды, Орден приберегает её для своих старейшин-мастеровых. Остальным приходится годами сидеть в дальних лагерях, а те, что побогаче и посильнее, строят себе дома в предгорьях.
— Дома? Там, где Звери и сектанты?
— Сектанты сами не сунутся так глубоко в лес, те, кто попадают к нам, слишком слабы для этого. А старики... Кто им может угрожать здесь? Кто угрожает Царям?
