Я неверяще переспросил:
— И это всё?
Шандри пожевал губами, затем недовольно буркнул:
— А что ты хочешь? Чтобы я убил его? Своего старого друга? Не слишком ли ты много о себе возомнил, младший собрат?
Я вспыхнул:
— Ты за кого меня принимаешь, старший собрат? И зачем свои слова выдаёшь за мои? Кто здесь первый заговорил об убийстве? Я или ты?
Шандри сузил глаза, стиснул зубы, явно сдерживая рвущиеся из него слова. Я тоже глядел исподлобья и тоже сказал не всё, что хотел.
Ксилим извинится!
Ксилим извинится?!
Дарс его забери, да кому нужны извинения Ксилима?
Мне? Вместо того чтобы выслушать меня, вместо того чтобы обойтись одним мечом и ничем более, он, не жалея, вливал силу в свою дарсову технику, веря, что выбьет из меня признание.
И что теперь?
Тьма, про которую я за минувший год, считай, забыл — оказалась на воле. Техника Ксилима просто-напросто развеяла Жемчужину, словно предложив тьме — угощайся!
Пока он допрашивал меня — она поглощала стихию воды, которую я кропотливо вплетал в Жемчужину.
Пока он тащил меня, она жадно шарила по телу, сжирая те нити, что плавали по телу.
Мне повезло, что с Богомолами я изо всех сил вкладывался в схватку и раз за разом вливал стихию и в Панцирь Роака, и в Звёздный Клинок, и в Коготь Роака, и в Единение. Потому не так уж и много досталось пищи тьме, пока Шандри не оттеснил её обратно и не начал меня лечить.
Не так уж много, но за это время тьма стала больше раз в шесть, не меньше. Выползла за пределы Тау-Ча-Крон, распухла, потянула его за собой. Повезло, что этот узел в голове словно стоял наособицу, в центре, а остальные узлы жались от него в стороны.
Впрочем, если учесть, что Тау-Ча-Крон — это зародыш стихийного средоточия это и неудивительно. Ведь средоточию нужно место для своего раскрытия.
Место, которое теперь почти закончилось.
Ведь теперь Жемчужина, что заключала в клетку тьму, стала невообразимого размера. Тьмы стало больше в шесть раз, и Жемчужина стала больше едва ли не втрое.
Раньше я из-за тьмы не мог использовать часть техник, потому что та же Поступь в своём третьем созвездии для духовной силы включала в себя Тау-Ча-Крон.
А нынешняя Жемчужина, окружавшая тьму своими толстыми стенами, задевала ими ещё пять узлов. И я пока не сумел провести ни одну технику через её сплетения духовной силы и стихии. Всё срывалось.
И после всего этого Ксилим извинится?
Просто извинится?
Наверное, не нужно было повторять всё это в голове, снова осознавая, как близко к краю я прошёл и как сильно пострадал.
Потому что я не выдержал и не удержал в себе слова:
— Он извинится? Вот так просто? А давай по-другому, собрат Страж, — Шандри сузил глаза от моей наглости и неуважения, но слушал не перебивая. Я же лишь распалялся. — Давай я отрублю ему ногу и сожгу её. Пусть годик поотращивает. И тогда тоже должен буду сказать ему — извини. Он должен мне, я должен ему. Обменяемся. Травмами. И промолчим. Никто никому ничего не должен. Никаких извинений. В расчёте. Как тебе такое решение, собрат Страж?
Шандри отрезал:
— Это другое. С тобой ничего не поправимого не случилось. Скажу больше, это бедствие благоприятно на тебе отразилось, — Я подавился очередным вдохом, слова возражения застряли у меня в горле, а Шандри невозмутимо продолжал говорить. — Тьма раздула и сам узел, когда ты её вытеснишь, то твоё стихийное средоточие будет огромным, под стать первому средоточию духовной силы. Многие идущие рады были бы немного потерпеть при прорыве на этап Предводителя, чтобы получить такое преимущество.
Я всё же справился с собой, оборвал Шандри. Правда, моя речь больше походила на шипение:
— Выходит, мне на самом деле нужно благодарить Ксилима? А может быть, нужно позволить ему ещё раз провернуть подобное со мной? Ну, чтобы ещё разик увеличить будущее средоточие и стать прям талантом из талантов?
Шандри снова поджал губы. На это ему сказать было нечего. Не прошло ещё и двух тысяч вдохов, как он объяснял мне, сколько мне теперь нужно будет собрать в теле стихии, чтобы за один раз вытеснить тьму и стать Предводителем.
Если кратко — охренеть как много. Или охренеть какой чистой. Сродниться с ней так, чтобы поменяться с тьмой местами и разменивать три клочка тьмы на одну нить воды. Самое малое.
Ни то ни другое не станет лёгкой задачей.
Сложность с первым в том, что тело идущего без стихийного средоточия ограничено в количестве стихии, которую оно может удержать. Как бы мне ни хотелось думать иначе.
Когда я привёл в пример свою оплётку меридианов, Шандри посоветовал вспомнить, сколько техник я мог применить на второй звезде Воина и сколько на десятой. Плотность энергии в средоточии гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. И с каждым новым шагом к Небу становится лишь плотней. А у меня в голове, по сути, зародыш средоточия и тьмы в нём... Много, в общем, в нём тьмы.
Сложность со вторым в том, что здесь есть ограничение таланта. То, в чём я оказался так плох на испытании Стражей. Оставалось утешать себя тем, что с тех пор я далеко продвинулся. Звёзды Мастера не давали мне ошибиться. Не давал ошибиться и шарик воды, с которым я не прекращал тренировок весь год. Можно было вспомнить и ядовитую железу Гигантского Змея с болот.
