Где бы ты искал того, кого здесь нет?
Он всегда на лестнице, но не на ступени.
– Головоломка, обнаруженная на столе Альберта Эллингэма в день его смерти, 30 октября 1938 года
13 апреля 1936 года, 9 часов вечера
– Дотти кто-нибудь видел? – спросила мисс Нельсон, старшая воспитательница «Минервы», и оглядела всех в ожидании ответа на свой вопрос.
Хотя уже наступила весна, в горах все еще было холодно, поэтому обитатели коттеджа расположились в общей гостиной, поближе к камину.
– Может, она пошла к медсестре? – предположила Герти ван Куворден. – Надеюсь, с ее насморком что-нибудь сделают, а то она всех нас заразит. Мерзость какая. Я скоро встречаюсь с Асторами, и болеть мне нельзя.
Герти ван Куворден, вероятно, была самой богатой студенткой Эллингэмской школы; в ее генеалогическом древе присутствовали двое Асторов и один Рузвельт – факт, который она упоминала в разговоре каждый раз, когда для этого представлялась малейшая возможность.
– Гертруда, – с укором в голосе произнесла мисс Нельсон.
– Нет, правда, – ответила Герти, – сейчас, когда ее здесь нет, мы можем об этом сказать. Она просто ужасно шмыгает носом и вытирает его рукавом. Я понимаю, мы не должны относиться к ним иначе…
К «ним» означало к бедным студентам – без малого дюжине ребят, вполне способных за себя постоять, которых Альберт Эллингэм собрал и включил в свою маленькую игру, решив смешать состоятельных и неимущих.
– Вот и не относись, – сказала мисс Нельсон.
– Нет, я понимаю, она, конечно, подает надежды…
Не то слово. Дотти Эпштейн заткнет за пояс среднестатистического профессора.
– …Но это ужасно. Я лишь хочу сказать, что…
– Гертруда, прекрати, – устало молвила мисс Нельсон.
Герти презрительно отвернула нос и переключила внимание на номер журнала «Фотоплей», который как раз читала.
Фрэнсис Жозефина Крейн, вторая богатейшая студентка Эллингэмской академии, сидевшая у камина с противоположной стороны, подняла глаза. Устроив себе гнездышко из лежащего на коленях пледа из шиншиллы, она без конца заглядывала то в учебник по химии, то в последний номер журнала «Настоящий сыщик», не забывая при этом наблюдать за происходящим.
Как и Герти, Фрэнсис приехала из Нью-Йорка. Она была шестнадцатилетней дочерью Луиса и Альбертины Крейн, владельцев «Муки Крейн» («Излюбленная в Америке! Чтобы выпечка не стала мученьем, покупай муку “Крейн”!»). Ее родители близко дружили с Альбертом Эллингэмом, поэтому, когда он открыл академию и ему понадобились новые ученики, Фрэнсис отправили в Вермонт на машине с личным шофером, сопроводив целым фургоном чемоданов, набитых всеми мыслимыми предметами роскоши. Здесь, в Вермонте, с его снежными буранами и комфортным соотношением между неприлично богатыми и заслуженно бедными, вопрос с Фрэнсис в той степени, в какой в этом были заинтересованы ее родители, был решен. Но самой девушке, мнения которой на сей счет никто не спросил, было не очень комфортно.
Фрэнсис, давно взявшая себе за правило разговаривать с прислугой, знала, что, если номинально Герти и могла состоять в родстве с Асторами и Рузвельтами, ее биологическим отцом был красавец бармен из казино в Центральном парке. В этом заведении богатые и скучающие светские леди любили собираться после обеда, потягивая горячительные напитки… и, вероятно, занимаясь другими делами. Ни сама Герти, ни ее отец об этом не знали. Это была крупица информации, которую Фрэнсис в ожидании подходящего момента припрятала в кармане.
Для такого рода вещей подходящий момент наступал всегда. Фрэнсис была достаточно богата и умна, чтобы ей наскучило обладание благами. Ей нравились тайны. Лишь тайны имели истинную цену.
– Так никто не видел Дотти? – повторила свой вопрос мисс Нельсон, бесцельно теребя пальцами серьгу с бриллиантами. – Надо, пожалуй, кого-нибудь позвать и попросить сходить в библиотеку. Скорее всего, она уединилась там и перестала обращать внимание на время.
Фрэнсис знала, что Дотти Эпштейн в библиотеке нет. За несколько часов до этого она видела, как та поспешно направлялась в лес. Дотти была созданием странным и эфемерным, неизменно старавшимся улизнуть куда-нибудь и почитать. Фрэнсис ничего не сказала, потому как не особо любила отвечать на вопросы и уважала право девочки прятаться, если ей так больше нравилось.
Наверху, в комнате мисс Нельсон, зазвонил телефон. Она поднялась, чтобы ответить. То ли из-за несносного тумана, то ли потому, что Дотти обычно так долго не задерживалась, но у Фрэнсис по какой-то причине возникло острое предчувствие, что что-то должно произойти. Она закрыла вложенный в книгу журнал и встала со стула.
– Эй, если ты идешь в свою комнату, дай мне твой плед, – сказала Герти, – мне что-то неохота идти за своим.
Фрэнсис сгребла одной рукой шиншиллу и, проходя мимо, бросила ее Герти. Затем по темному коридору прошла в ванную в башне. Закрыла дверь, сняла туфли с носками и аккуратно встала на стульчак, используя его в качестве возвышения, чтобы взобраться на подоконник. Там ее положение было шатким: ширины холодного мраморного порожка хватало лишь для половины ее ступни, и стоило ей потерять равновесие, как она тут же упала бы и разбила голову если не о пол, то об унитаз. Ей пришлось ухватиться пальцами за оконную раму и прижаться к стеклу. Но это позволило дотянуться до небольшой отдушины под потолком, через которую можно было подслушивать приглушенные телефонные разговоры на втором этаже. Обратив к потолку ухо, Фрэнсис уловила отдельные слова мисс Нельсон, и ее внимание тут же привлек тон ее голоса: выше обычного и тревожный.
