Александр Каменецкий
ИЛЬЯ АРТЕМЬЕВ
Как-то раз мы выпивали с приятелем-филологом, и после очередных ста грамм он поднял на меня затуманенный взор и спросил:
-- А ты читал Артемьева?
По неграмотности своей я не нашелся что ответить и честно признался:
-- Не-а. А кто это?
-- Ну ты даешь! -- изумился филолог. -- И как живет на свете такой человек?
Мы приняли еще по сто.
-- И чего он там написал, твой Артемьев? -- спросил я.
-- Это великий человек, -- торжественно заявил приятель. -- Можно сказать, гений. Ты должен гордиться, что являешься его современником.
-- Ну да! А ты гордишься?
-- Горжусь! -- искренне заявил он и закусил огурчиком.
-- Так дай почитать чего-нибудь. В целях рассеяния тьмы.
-- Дык, -- тут приятель запнулся, -- его тексты -- большая редкость. Их у нас почти не издают, только в Штатах. Есть, правда, журнал дальневосточный... не помню, как называется -там опубликовали один рассказ. Такой скандал был!
-- Странно, -- я налил себе еще. -- Это что, порнуха какая-нибудь? Садомазохизм?
-- Вот ты дурак, -- филолог зарделся. -- Я же говорю тебе: он гений. Гений с большой буквы.
Таким манером мы поболтали еще пару часов, и мой филолог окончательно утратил дар связной речи, да и я тоже. Однако имя Илья Артемьев прочно засело в голове. Через пару дней я заглянул в книжный магазин.
-- У вас есть Артемьев? -- спросил я миловидную барышню.
-- К сожалению, нет, -- ответила она. -- Разобрали. Всего пять экземпляров было.
Я прошелся по лоткам, и везде ответ был примерно одинаковым: нет (или уже нет), разобрали, не привозили, приходите через недельку. Самое странное, что традиционно невежественные продавцы знали и с каким-то необъяснимым почтением говорили об этом авторе. Мистика, подумал я и заглянул в библиотеку, чего не случалось со мной с университетских времен -- а миновали они давным-давно. В каталоге значилось: Илья Артемьев "Избранное". Обождав положенные полтора часа, я узнал от вежливой старушки, что книги нет на месте. Может украли или еще что, предположила она и долго извинялась -- вероятно, по старой интеллигентской привычке.
Впрочем, я никогда не страдал особенным любопытством, и скоро поиски загадочного Артемьева перестали интересовать меня. Но однажды в рубрике частных объявлений одной уважаемой газеты я наткнулся на объявление: "Продам собрание сочинений Ильи Артемьева в трех томах. Звонить вечером". Я позвонил, но телефон был занят и в тот день, и в другие. Что за черт? Эта мистическая личность задела меня за живое. Как раз в то время у нас на работе установили Internet, и я ринулся на поиски Ильи Артемьева в "паутину". Поисковая система выдала три десятка адресов, но почти со всеми связаться не удавалось. Наконец, когда я решил уже окончательно бросить морочить себе голову, чудом наткнулся на небольшую статью: "Илья Артемьев: позор и торжество русской литературы". Не скажу, что я узнал нее намного больше, чем из пьяных речей приятеля-филолога. Илья Артемьев написал несколько романов и повестей, имеются также пьесы, одну из которых в прошлом году репетировал один столичный театр. Марк Захаров сравнил автора с Беккетом и почему-то Теккереем и сомневался, что современный зритель поймет всю глубину метафор и высокий трагизм произведения. Еще в статье говорилось, что Илья Артемьев проживает в США на своем ранчо, в чем прослеживаются аналогии с Сэлинджером. Подобные аналогии можно обнаружить и в текстах. Впрочем, замечает автор, глубокое исследование, проведенное писателем в знаменитом эссе о Кафке, позволяет предположить, что Артемьева вдохновлял "Замок".
Признаюсь, я не особый знаток литературы, и мое техническое образование в последнее время все больше действует мне на нервы. Бог с ним, с Кафкой (вряд ли мне удастся одолеть во-от таку толстую книгу), но прочесть Артемьева сделалось просто необходимо. Я решил подробнее порасспросить приятеля-филолога. Он долго сопротивлялся, а затем по секрету сообщил, что у них на факультете намечается чуть ли не подпольная лекция о личности и творчестве Артемьева. Приглашаются "только свои", но для меня "в силу моей искренней заинтересованности" может быть сделано исключение.
-- Ты никогда не оценишь этого подарка, -- сообщил приятель, когда мы плутали по темным университетским коридорам в поисках нужной аудитории.
-- Откуда такая секретность? -- подивился я.
-- Как ты не понимаешь? -- авторитетно заявил он. -- Это человек, перевернувший русскую литературу. Procus profani, как говорят латиняне. Не мечите бисера перед свиньями. Оглашенные, изыдите.
Я терпеливо выслушивал весь этот бред, пока, наконец, мы не вошли в маленькую полутемную комнату, донельзя грязную, с исписанными столами и разнокалиберными поломанными стульями. Суровый человек в костюме-тройке плотно занавешивал шторы. Приятель отвел меня в самый дальний угол и велел сидеть тихо. Понемногу собиралась разношерстая публика. Здесь были и седовласые, преподавательского вида, дамы, и небритые юноши в очках с большими диоптриями, и какие-то темные бомжеватые личности, которые обычно повсюду таскают с собой холщовые авоськи. Как ни странно, откуда-то взялся здоровенный бык с золотой цепью на шее и мобильным телефоном.
