Il primo tenore
Синьор Джемелло Перетти, некогда знаменитый тенор Лелио, повествует о самом романтическом эпизоде своей жизни — о сложных отношениях с необыкновенной, очаровательной и капризной юной аристократкой. Значительно сокращенный перевод романа «La dernière Aldini» («Последняя Альдини», 1837).
| Жанры: | О любви, Классическая проза |
| Серии: | - |
| Всего страниц: | 32 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1838 |
| Формат: | Полный |
Il primo tenore читать онлайн бесплатно
На берегу Lago di Como[1], в числе красивых вилл, которыми усеяна вся эта волшебная страна, находится сельское убежище семейства Ш-пов, любезнейшего и счастливейшего из всех отшельничьих семейств этой роскошной пустыни.
Однажды вечером собралось у Ш-пов несколько дам и мужчин из окрестных дач, всё записных меломанов. В числе гостей находился также сосед Ш-пов, синьор Джемелло Перетти, некогда знаменитый певец, известный под именем Лелио, а нынче богатый отшельник восточного берега Lago di Como, где на честно напетые деньги выстроил он себе прекрасную виллу и живет маленьким лордом.
Мы занимались музыкой. Синьор Джемелло Перетти, уступая настоятельной просьбе всего общества, согласился пропеть нам арию из «Семирамиды». В голосе его уже не было ничего знаменитого, но еще примечались явные следы очаровательного тенора, восхищавшего всю наполеоновскую Италию. В его наружности также видны были остатки отменно красивого мужчины, который в свое время сводил с ума итальянок. Веселость, приятный ум, как нельзя более благородное обращение и множество анекдотов, которыми разнообразил он свой разговор, делали его вожделенным собеседником нашего круга, особенно в дождливые осенние вечера. Мы были с ним очень коротки, и в этот вечер, когда гости разъехались, мы начали упрашивать его, чтобы он рассказал нам какой-нибудь эпизод своей жизни, — именно тот, который покажется ему самым занимательным для нашего женского любопытства.
— Расскажите нам подробно о себе, caro signor Peretti[2], — сказала хозяйка. — Правда ли это, что вы происходите от одной из знаменитейших венецианских фамилий?
— Никак нет, сударыня, — отвечал он. — Родители мои были дворяне, но бедные и вовсе не знаменитые. Отец мой владел небольшим поместьем подле Кьоджи[3]: оно было конфисковано в последнюю нашу революцию, которая передала республику в руки французов, и мы остались в совершенной нищете. Отец мой даже принужден был долго укрываться от преследований, как приверженец старого венецианского образа правления, и, когда ему позволили возвратиться на родину, он поселился в Кьоджи с доброй моей матерью, которой пришлось трудиться собственными руками, чтобы содержать старика мужа и дать мне кое-какое воспитание. Первые годы моей юности провел я в Кьоджи. Многие говорили, что я был очень миловидный и развязный мальчик, но никто не хотел принять под свое покровительство сына человека, подозрительного новому правительству. Несмотря на склонность молодого воображения к надеждам, будущее часто представлялось мне в самых мрачных красках, и я приходил в отчаяние, не предвидя ни средств усовершенствовать свой ум науками, ни даже возможности выучиться какому-нибудь почетному ремеслу.
Не будь одна благородная дама, которая заметила у меня хороший голос, когда я, гуляя в поле, пел во все горло баркаролу[4], чтобы заглушить свое горе, мне, вероятно, пришлось бы определиться в поденщики. Она первая приласкала меня, пригласила в свой великолепный замок, препоручила своему maestro di capello[5], который преподал мне первые начала музыки и пения, и нередко сама пела со мною, стараясь образовать мой голос. Эту благородную даму звали графиней Бианкой Альдини. Она была вдова одного из самых гордых венецианских аристократов, молодая, прекрасная и очень богатая. Ей было тогда двадцать два года; мне восемнадцать. Материнская нежность, с какой занялась она моим образованием, внушила мне сперва живейшую признательность, потом страстную любовь. Да и как было не влюбиться в женщину, красота и сердце которой были, казалось, не здешнего мира! Я скоро сделался почти домашним в ее замке, лежащем в одной миле от Кьоджи, бывал у нее всякий день и ежедневно получал новые доказательства ее благорасположения, которым она умела придавать особенную прелесть, искусно устраняя от них всякую тень благодеяния или снисхождения, чтобы пощадить гордость бедняка.
Обожая Бианку всей душою, я не смел, однако, коснуться даже ее руки, хотя это наполнило бы счастьем все мое существование, и ласки страстной любви моей изливал на пятилетнюю дочь прелестной благодетельницы, маленького ангельчика чудесной красоты, которого звали Алецией. Я носил Алецию на руках, играл ее красивыми кудрями, осыпал ее поцелуями. Странное дело! Этот ребенок не мог терпеть меня. Алеция уже в этом возрасте проникнута была спесью рода Альдини и считала себя как будто оскверненною прикосновением бедного юноши, предки которого никогда не правили судьбами республики. Она плакала, лишь только я брал ее на руки, вырывалась, едва не царапала мне глаза. Добрая мать была в отчаянии и всеми мерами старалась преодолеть это непостижимое отвращение своенравной малютки. Она часто в шутку говорила дочери: «Это твой жених; я приказываю тебе любить его». Маленькая Алеция приходила в бешенство.
Что могло быть причиной этой ненависти? Не знаю! Но я уверен, что природа одаряет вас, сударыни, сверхъестественным инстинктом, который еще в детских летах угадывает такие вещи, каких мы, мужчины, часто не можем и в зрелых летах разобрать всею силою нашего соображения. Это дитя, конечно, еще не понимало страстей, волнующих сердца взрослых, но оно как будто чуяло присутствие этих страстей и содрогалось от их гальванического влияния на его нервы. Я действительно думаю, что Алеция страшилась за свою мать.
