Холодная война под водой

Я служил в армейской разведке, в том подразделении, которое забрасывают через линию фронта перед большими сражениями. Сначала территорию для нас чистят снайперы. Они обстреливают господствующие по высоте пулемётные гнёзда, артиллерийские укрепления и так далее. Стреляют по прицелам, биноклям, кокардам.

Обычно после этого сразу выдвигаемся мы, но бывает, что предварительно миномётчики проводят небольшую артподготовку, чтобы создать подвижки живой силы и побудить противника демаскироваться. Затем мы скрытно проникаем на чужую территорию. Готовим целеуказания для завтрашнего сражения, захватываем «языков», беспокояще обстреливаем штабы, снижая их боеготовность, и так далее. Но при всём этом наша главная задача — уцелеть.

Очевидно, что разведчики не являются ударной силой, мы — ядовитое и скрытое жало. Конечно, при вылазках неизбежны рукопашные схватки. Боевая дружба, взаимная помощь являются для нас залогом успеха.

Наша служба жёсткая, то одного, то другого разведчика выводит за грань психологической нормы. Продолжение службы для таких бойцов стандартное.

Тех, кто рано или поздно не выдерживал напряжения, переводили в артиллерию. Мы поддерживали связь с друзьями полевой почтой. В артиллерии разведчики считались «белой костью», становились крепкими боевыми командирами, которых быстро повышали в званиях.

И мы спокойно, насколько возможно, служили, зная, что нас ждёт «или голова в кустах, или грудь в крестах». Но когда в одной из стычек погиб друг, с которым мы призывались из одного села, похоже, наступил и мой черёд. Мне его очень не хватало.

Вспоминались картинки безмятежного детства, когда на рыбалке на спор, кто быстрее, под водой переплывали нашу узенькую речку. Его мать была моей крёстной, и мне пришлось написать ей о том последнем бое.

Я начал срываться. Войдя в азарт, бывало, стрелял по всем, кто попадал в прицел, а не только по солдатам в форме противника. Утверждал, что эти люди выглядели опасными. Действительно, в пылу боя попробуй их различи. Что, я должен задумываться? Тогда сам живым не останусь и товарищей подведу.

Что вообще делают люди в таком месте в такое время? Однако что-то изменилось внутри меня. Стало появляться прежде незнакомое чувство агрессии, я с трудом «остывал» после боя, что было замечено командованием.

Беседы не помогали. Очевидно, что по моему поводу вскоре будет принято решение. Но мне хотелось продолжать работать с людьми, и я проявил инициативу. На спецкурсе технику удушения нам преподавали диверсанты-подводники, вышедшие в отставку по ранению или по возрасту. У меня с ними сложились добрые отношения. Заручившись их поддержкой, я написал рапорт с просьбой перевести в легководолазы. На рапорт наложили резолюцию: «Поддерживаем. Под водой гражданских лиц нет».

Первое следствие новой службы для меня, новичка, было приятным. Оно состояло в том, что я увидел многие страны — редкий случай для военного. При этом мы, пока ещё малочисленная элита нового рода войск, знали некоторых своих противников в лицо. Их фото висели у нас, наши — у них. Иногда мы и наши потенциальные противники дислоцировались в одних и тех же портах нейтральных стран — на Мальте, в Индонезии и так далее. И тогда бывало, что, встречаясь на набережных, мы смотрели друг на друга узнавающими взглядами.

Странное чувство…

Случалось, что под водой бились лично и потом зачёркивали фото проигравшего. Сегодня он, а завтра ты. Когда я зачёркивал, у меня почему-то всегда всплывали в памяти строки Маяковского: «Иду — красивый, двадцатидвухлетний…»

Против нас применяли боевые технические средства, которые почти не оставляли пловцам шансов и обращали нас в пушечное мясо. Люди в чуждой водной среде упрощённо могли считаться пустотелыми ёмкостями, защищёнными тонким коже-рёберным слоем, поэтому стало возможно создание инфразвуковых генераторов, которые, повреждая альвеолы лёгких, превращали их в слизь. Такое воздействие создавалось неожиданно и по большому объёму, из которого противник заблаговременно убирал своих водолазов. Редко кто из наших после этого возвращался на базу. Боевые дельфины с надетыми на голову металлическими масками врезались в пловцов, расплющивая о толщу воды.

Однажды нам удалось поймать такого дельфина, заманив в специально созданный сужающийся коридор, и мы послали с ним обратный «привет» противнику. У них погибли, были ранены люди и дельфины. В ответ они сбросили на нашу базу с вертолёта глубинную бомбу.

Но самым фатальным и неизбежным воздействием было давление. Достаточно напомнить, что даже в атмосферном воздухе изменение давления с высотой кардинально меняет психофизиологические функции, но при этом человек, конечно, может вернуться. В воде же пловец получает воздействие нехарактерным для него повышенным давлением, которое динамично меняется при разнице глубины даже в один-два метра. Противодействия этому не было. Ухудшение здоровья только фиксировалось. Со временем изменения принимали стойкий характер. У потрёпанных глубиной водолазов то, что они видели, начинало казаться плоским, окружающая среда принимала жёлтый оттенок. Через три-четыре месяца после начального периода снижалась болевая чувствительность, реакции таких людей становились непредсказуемыми. Они становились немного психами. Таких называли «глубинными волками».