ГЛАВА 1. Начало службы в разведке
Летом 1937 года закончилась моя учеба в Военно-химической академии (ВХА).
Основная масса выпускников, получив воинское звание воентехника I ранга, что соответствовало званию старшего лейтенанта, уезжала служить в войска на должности помощников начальников химической службы стрелковых дивизий по технической части. Некоторые командиры направлялись на полигоны и склады, а отдельные товарищи выдвигались на посты, о которых они не имели даже представления (работа в НКВД и разведке, парторгами заводов, комиссарами НИИ и др.). Это было связано с тем, что в связи с массовыми репрессиями в громадном государственном, партийном и военном аппарате ощущалась острая нехватка кадров, которую надо было срочно устранить. Но заполнение вакуума проводилось зачастую без учета деловых качеств людей, на основании лишь анкетных данных (основной упор делался на пролетарское происхождение и партийность). В связи с этим создавались благоприятные условия для проникновения в руководящие государственные и партийные органы и звенья карьеристов, перестраховщиков, стяжателей и просто невежд, которые любой ценой стремились закрепиться на своих престижных постах.
В начале 1937 года, когда мы работали над дипломными проектами, меня вызвали в Разведывательное управление (РУ) РККА к комбригу Стигга[1] и предложили, после окончания академии, работать в военной разведке. Из беседы я понял, что вопрос о зачислении в разведку практически решен, требуется лишь мое добровольное согласие на это.
Стигга вместе с комбригом Туммельтау[2] обрисовали сложность моей будущей профессии, ее важность для государства. Они говорили о доверии, которое оказывается мне, и так умело подействовали на мои патриотические чувства, что я без колебания согласился служить в разведке. Заполнив несколько анкет, я вышел из особняка в районе Гоголевского бульвара уверенным в правильности принятого мною решения.
К моему удивлению, после окончания академии я был назначен на должность помощника начальника химической службы 43-й стрелковой дивизии, дислоцировавшейся в Великих Луках. В РУ РККА мне сказали, что это временное явление и что я должен ехать к месту службы, оставив жену в Москве.
Вероятнее всего принятое решение было связано с моей проверкой и с тем, что в этот период времени не было стабильности в самом РУ. Последовательно репрессировались его начальники комкоры Я.К.Берзин, С.П.Урицкий, А.М.Никонов (в последующем С.Г.Гендин, А.Г.Орлов и И.И.Проскуров), а также липа, предлагавшие нам службу в разведке. Получилось так, что с этими «врагами народа» мы были косвенно связаны.
Я уже стал забывать о встречах и беседах со Стиггой и Туммельтау (позже стало известно — они были расстреляны), как весной 1938 года состоялся приказ о назначении меня и К.Л.Ефремова[3] состоящими в распоряжении РУ РККА, хотя несколькими днями позже, приказом НКО, я был зачислен в адъюнктуру ВХА. Однако моя научная «карьера» не состоялась, и я приступил к службе в военной разведке, которая затянулась на треть столетия.
К середине 1938 года в РУ РККА, как уже отмечалось, произошли большие перемены. Командование управления, руководители отделов, многие оперативные работники были отстранены от должностей и репрессированы. Большинство этих опытных разведчиков отлично знали свое дело, владели иностранными языками, многие из них неоднократно выезжали нелегально за рубеж. Это были чуткие и требовательные люди, пользовавшиеся большим авторитетом и уважением. И вдруг их обвинили в измене, арестовали, многих уничтожили. Репрессировали и агентов, которыми они руководили. Почти вся разведывательная сеть за рубежом была ликвидирована. Сохранившиеся агенты и разведчики находились под подозрением. Поступавшей ценной информации от таких, как Р.Зорге, патриотов-разведчиков не верили. Данные о подготовке Германии к войне с нами рассматривались как дезинформация.
Кадры РУ формировались как бы заново. На руководящие должности приходили новые, в большинстве своем хорошо образованные и преданные нашему делу командиры. Но многие из них не были подготовлены в специальном отношении. У оставшихся руководителей разведки не было уверенности в том, что завтра они не будут арестованы как враги народа, а это подавляло их инициативу, вело к перестраховке, они ограждали себя всевозможными визами и резолюциями, исходящими от руководителей НКО и т.д. Особенно непримиримым показал себя начальник политотдела РУ (позднее начальник РУ) И.И.Ильичев. Всех старых сотрудников разведки он рассматривал как потенциальных врагов народа, а агентурную сеть, созданную ими, — как враждебную, подлежащую уничтожению.
В конце тридцатых годов происходила замена и среднего звена оперативных работников разведки. Это были молодые неопытные командиры, выпускники различных академий, не имевшие ни разведывательной подготовки, ни оперативного опыта работы. Так, в 4-м отделе[4] военно-технической разведки, где нам с Ефремовым предстояло проходить службу, начальником был А.А.Коновалов, окончивший ВХА двумя годами раньше нас. Начальниками отделений были: бронетанковой техники — выпускник Бронетанковой академии М.Ф.Ленгник, артиллерийского — А.Д.Зубанов, авиационного — П.П.Мелкишев, связи — В.И.Артемкин, военно-химического — А.X.Вахитов и т.д. Все они были хорошо подготовленными в инженерном отношении, старательными, инициативными, исполнительными, но, как уже отмечалось, не имевшими разведывательной подготовки командирами.