Городок ледяных скульптур
Снег шел второй день, и сыпался он с таким усердием, что буквально похоронил под собой все, на что падал.
На центральных улицах натужно ворочались снегоуборочные машины, пробивая коридоры в непрерывно возобновляемых заносах. На улицах же, не имеющих особого стратегического назначения, проезд становился все более проблемным, вплоть до полной невозможности. Пеший народ торил нелегкие тропы, тянущиеся темными полосками от каждого подъезда.
В такую погоду чертовски не хотелось выходить из дома, и Леонид тянул до последнего, надеясь, что как-нибудь что-нибудь все же сорвется, отменится, сдвинется... Но пришло время, и зазвенел телефон, и снятая трубка шуршащим голосом тети Доры продиктовала неизменный список продуктов: два пакета нежирного кефира, творог, батон, кирпичик серого, сметану в стаканчике, упаковку фрикаделек и еще всяческую съестную дребедень, которую следовало добыть в ближайшем супермаркете. И еще бутылочку подсолнечного, да смотри, Лёка, чтобы не вышло, как в прошлый раз!.. А "прошлый раз" - это было уже месяца три назад, когда он, не вглядевшись в этикетку, хватанул с полки соевое, и теперь регулярно выслушивал упреки в этом преступлении.
Отшелестела тетя Дора; он послушно почеркал карандашиком в блокнотике, чтобы вдруг не забыть чего; облачился в колючий серый с сиреневыми полосками свитер, который надевал только для этих визитов, - узкий и с коротковатыми рукавами свитер был связан собственноручно бабушкой; снял с крючка вешалки объемистую сумку из черной болоньи ("...эти магазинные пакеты, Лёка, - невероятно вульгарно!.."); зашнуровался, застегнулся, завязался в положенные по погоде полусапожки, куртку-"аляску" и ушастую шапку; аккуратно запер за собой дверь, подергал, спрятал ключи в самый-самый внутренний карман - все, теперь можно идти.
На улице тут же налетела метель. Швырнула в лицо полную пригоршню снега, хлестнула охвостьем пролетавшего обрывка ветра.
Леонид задвинулся носом в шарф, надвинул шапку на лоб и поплелся через переполненный снегом двор.
... - Лёка, ты опять слоишь вафли!
Бабушка качает головой, и тетя Дора смотрит укоризненно: ай-яй-яй, как нехорошо, и на клеенке целая россыпь крошек, и на колючках свитера тоже. Леонид смахивает с себя криминальные остатки вафель, - ну вот, теперь и на полу!.., торопливо глотает подстывший чай с нелюбимой мятой, уносит опустошенную чашку в раковину и тщательно моет ее специальной щеточкой, а затем вытирает ветхим вафельным полотенцем, желтоватым от старости. Этот ритуал незыблем, и две пожилые женщины - одна исподтишка, другая открыто - следят за его соблюдением.
Чашка отправляется отдыхать на предназначенную ей полочку, а Леонид подходит к окну и вглядывается в мечущиеся за ним полосы буйного снега.
Бабушка медленно, в три приема, поднимается из-за стола, шаркает к плите, брякает там чем-то и чиркает спичками. Тетя Дора хватается жилистыми тощими руками за колеса своего инвалидного кресла, рывком разворачивает его и выезжает за дверь.
- Все-таки это так вульгарно - кушать на кухне, - заявляет бабушка, водрузив на газ кастрюльку с водой. Леонид регулярно слышит это уже несколько последних лет, но согласно кивает, продолжая смотреть в окно.
- Но что поделаешь, - продолжает бабушка, звонко пристукнув кастрюлю крышкой, - с возрастом приходится выбирать в пользу удобства... что поделаешь... Лёка, ты еще посидишь с нами?
Картина за окном не располагает к прогулкам, а дома делать решительно нечего, и Леонид уверяет обрадованную бабушку в том, что сегодня он никуда не торопится.
Семейная идиллия: постукивание костяшек домино на фоне звучащей классической музыки. Сегодня тетя Дора выбрала Грига.
Леонид сразу же стал выигрывать, хотя обычно ему категорически не везло. Бабушка, нынче игравшая с переменным успехом, пребывала в благорасположении духа, а вот тетя Дора сердилась и нервничала. Проигрывать она не любила и не умела. Оставшись в очередной раз с горстью костяшек на руках, она с досады так махнула рукой, что смела их на пол. Леонид, посмеиваясь, полез их собирать, и тут кончилась пластинка, а с ней и сегодняшняя игра. Бабушке с тетей Дорой настало время смотреть сериал. Они были дружно увлечены запутанной мелодраматической историей с подменой младенцев, любовью богатого седовласого красавца к юной служаночке и прочими невероятными событиями, которые так волнуют любую женщину, и которые Леонид называл нереалиями.
Нереалии развивались полным ходом. Козни и интриги раскручивались с головокружительной скоростью. Беззащитную и нечеловечески порядочную служанку бессовестно "подставляли", и все положительные герои дружно верили негодяям, а та старательно, с каким-то первобытным идиотизмом, вела себя именно так, чтобы поддерживать их в этом самом убеждении.
Бабушка охала и ахала. Тетя Дора всплескивала руками и шепотом произносила какие-то трудноразличимые, но энергичные слова. Во время рекламных пауз шло бурное обсуждение. Леонид поглядывал на экран поверх раскрытой книги, хмыкал, даже крутил в особо драматических местах головой, - придумают же такое! - и невольно увлекся наблюдением за отрицательными героями, которые, как обычно, были гораздо интереснее и выпуклее положительных. Особенно хороша была главная стерва и ее сынок, глаз не отвести.
