Каждый месяц Боб Макдагл мог ожидать бунта. И каждый месяц его дурные предчувствия оправдывались.
Менялись только формы протеста. Выражение же лиц его тринадцатилетних сыновей оставалось без изменения. А оно означало только одно — непреклонную решимость идти до конца. Не уступать ни на йоту.
Конечно, с подростками всегда нелегко, тем более с близнецами. Но главная трудность состояла в том, что Син и Саймон были копией его самого.
— Слышь, пап! Ты просто не понимаешь, в чем суть жизни без женщин. В том, что мы можем делать, что хотим! — заявил Саймон, очевидно, беря на себя роль предводителя.
Боб, не обращая внимания на слова сына, всучил ему швабру и тряпку. Син, как две капли воды похожий на брата, только с непослушным вихром на лбу, постарался незаметно отвалить от пылесоса.
— Пап, ты чё, не въезжаешь, что это значит? Нам не надо есть овощи и всякую муру. Не надо бежать с каждой тарелкой в мойку, пока в шкафу полно посуды. Не надо снимать сапоги на крыльце. И вообще можно жить, как нравится!
Маневр не удался, и Син снова заполучил в руки шланг пылесоса.
— Ты же сам говорил, что у нас должно быть собственное мнение, разве нет? — не сдавался Саймон. — Так вот, по нашему мнению, глупо тратить время на всякую ерунду вроде уборки, если уж подфартило пропустить школу. Да здравствует пурга!
Син снова выпустил из рук шланг:
— И вообще, зачем убираться? Все равно завтра станет так же грязно. Да и чего плохого в грязи? Мне она нравится. Саймону тоже. И деду. Ты единственный…
— Грязь отпугивает женщин, как витамин заразу, — подхватил Саймон.
— Все, хватит! — Боб уже еле сдерживался. — Заткнитесь! Если не желаете до конца своих дней сидеть под замком, живо за пылесос и швабру! Ковры вычистить, полы помыть! И главное — ванна. Она заросла, как пруд. И воняет. Шевелитесь!
— Я не буду чистить ванну, — повернулся к брату Син.
— Я, что ли, буду?
Боб повысил голос:
— У нас две ванны! И обе наверху! Шагом марш! Полотенца и грязные шмотки — в стирку!
Результат его приказаний не заставил себя ждать. Син получил ведром по голове, а Саймон щеткой в бок. Дом огласили визг и вой, словно в гостиной дрались два кота.
— Можете орать сколько угодно. Что должно быть сделано — будет сделано, даже если провозитесь всю ночь! Иначе придется вас выдрать!
Мальчишки отлично знали, что отец вряд ли поднимет на них руку, но угроза возымела свое действие, и они совсем уж было собрались взяться за дело. Однако в этот момент на верхней площадке лестницы появился Макдагл-старший. Он тяжело опирался на палку и день ото дня выглядел все более дряхлым, но на него всегда можно было рассчитывать. Дед, как и близнецы, терпеть не мог женщин и всегда защищал Сина с Саймоном от бессердечного, жестокого и немилосердного отца. Близнецы с надеждой обратили к деду взоры, но Боб опередил их:
— Ни слова, отец! Я сыт по горло этими ежемесячными баталиями. Дом похож на конюшню. Так что держите свои ценные мнения при себе — и за работу!
Дед с внуками покорно исчезли, но что из этого выйдет, будет ли дом блестеть чистотой или превратится в руины… Скоро сверху раздались вопли радио, а потом включенный на полную громкость телевизор заглушил рев пылесоса.
Боб тряхнул головой. Он едва не пропустил звонок в дверь. Вернее, не сразу сообразил, что это звонок. В такую пургу ему как-то не пришло в голову ожидать чьего-либо визита.
Боб открыл дверь, и снежный вихрь ударил ему в лицо.
— Боб, можно попросить тебя об одолжении?
— Ну конечно! Заходи, Виолетта.
Снежный призрак оказался одной из сестер Кэмпбелл. Собственно говоря, Кэмпбеллы и Макдаглы были связаны многими поколениями. Один и тот же корабль прибил их предков к берегам Новой Англии. Выходцы из Шотландии, Макдаглы производили на свет преимущественно сыновей, а Кэмпбеллы — дочерей. Соседи очень дружили. Боб рос с тремя сестрами Кэмпбелл, а с Виолеттой даже учился в одном классе.
— Эй, пап, я… — Син отпрянул назад, заметив женскую фигуру в дверях. — Здрасьте, мисс Кэмпбелл, — сквозь зубы изрек он.
— Привет, Син, — как ни в чем не бывало бросила Виолетта.
Син мгновенно исчез. Пылесос замолчал, умолкли радио и телевизор, и в доме воцарилась тишина. Боб знал, что детей настораживают их отношения с Виолеттой. В школе она была нормальной девчонкой, но когда пару лет назад, после развода, вернулась домой, в ней явно произошли какие-то изменения. Вот зачем, например, сейчас, в пургу и непогоду, она явилась к ним в дом, да еще в изящных сапожках на шпильках, с серьгами чуть не до колен и в тонком сиреневом жакетике? Таких дам сыновья на дух не переносили. «Упакованная» с ног до головы, Виолетта повергла в панику все мужское население фермы Макдаглов.
Но не Боба. Как можно испытывать трепет перед той, с кем сидел за одной партой? Можно, наверное, влюбиться в одноклассницу, но не всерьез и не надолго.
— Заходи, Летти, чего стоишь! Давай-ка кофе. Может, и не больно-то вкусный, зато горячий и крепкий. — Боб осекся, бросив взгляд на ее застывшее лицо. — В чем дело? Что-то случилось?
Виолетта нервно сдернула перчатку с руки. На пальцах сверкнули дорогие кольца.