Как это происходит со всеми пророками, а также и с некоторыми безумцами, с ним начал вести беседы некий уверенный голос. Уже успев в изрядной степени превратиться в пророка, наш герой отнёсся к этим беседам как к некой обыденной вещи. Став в изрядной степени и безумцем, он никому об этом не рассказывал. Сперва он, конечно, беспокоился: начал было уже подыскивать себе тихое местечко в каком-нибудь лечебном учреждении; мысли об этом одолевали его какое-то время, пока не превратились в воспоминания, и он убедил себя, что все мы нуждаемся в медицинском вмешательстве в той или иной степени.
Он научился бормотать Голосу утренние приветствия таким образом, чтобы этого не заметила его подозрительная жена, хотя она и сказала как-то, что разговаривать с самим собой вполне естественно для человека. Этой же новой привычки он придерживался и с коллегами на работе, и со знакомыми за чашкой кофе.
Пытался он обсуждать с Голосом и некоторые из взглядов, которые тот высказывал (они, надо признать, были довольно интересны), в спокойной обстановке, находясь в своём убежище, уборной, однако его всегда мучило опасение, что длинные разговоры с Голосом (конечно, они будут длинными после такого долгого молчания!) могут быть ненароком услышаны его детьми. Так что приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не поддаться искушению и продолжать молчать. Он уже довольно сильно привязался к Голосу, к его мужскому тембру и спокойным интонациям, и даже мог бы принять его за голос отца, если бы не это спокойствие. Он пытался сосредоточиться на обычно длинных предложениях Голоса: вдруг тот скажет нечто, что позволит обнаружить близкую связь между ними, какую-нибудь историю или воспоминания о самом отце или о его сестре, которую, как он знал, очень любил отец, или, может быть, о дяде, который измучил и отца, и самого себя бессмысленной враждой. Наконец, о матери, которой отец изменял направо и налево так, что их отношения достигли той стадии, когда, как это часто бывает между супругами, невозможно было сказать, любовь это или ненависть. Ничего. Попытка сосредоточиться привела лишь к тому, что он пролил горячий чай прямо на то место, где брюки застёгиваются на молнию, когда, задумавшись, пронёс стакан мимо рта. Это, в свою очередь, вызвало улыбки у сослуживцев, увидевших, куда именно был пролит чай.
Голос говорил о вещах, казавшихся очень простыми, однако, несмотря на эту простоту, именно эти вещи он считал заслуживающими долгого размышления. Например, устройство велосипеда: ступицы, которые есть в центре некоторых велосипедных колёс, вращаются вслед за колесом, при этом от них разбегаются спицы в направлении обода, да так, что даже можно себе представить, как они иногда вертятся в направлении, противоположном направлению движения велосипеда. А ещё эта крутящаяся вокруг шестерёнок металлическая цепь, которую, в свою очередь, приводит в движение педаль. А ещё что человек превосходит льва, который не знает, что такое велосипед.
Это были очень глубокие беседы, но, как и все глубокие беседы на свете, они имели определённую цену. Однажды, когда его начальник увидел, что в последнем написанном нашим героем докладе один из сотрудников был назван «господин Велосипед», он страшно разозлился и устроил ему дикую выволочку за ненависть к сослуживцу, которую он осмелился выплеснуть в официальном документе.
В общем, Голос совсем не рассказывал о родственниках, даже не намекал на них. Но в какой-то момент он всё-таки стал склоняться к мысли, что Голос — это голос его отца, и что его отец просто стал спокойнее разговаривать. Он отметил, что Голос значительно умнее, чем когда-то был его отец. От таких непочтительных мыслей ему стало стыдно, и он предположил, что отец после смерти обрёл спокойствие и значительно поумнел.
Жизнь теперь стала настолько беззаботной, что он занял очень большие деньги, чтобы купить в кредит машину, чему, естественно, сначала очень обрадовался его старший сын. Однако позже он понял, что отец проводит в новой машине всё своё время. На все просьбы родственников и друзей подвезти он отговаривался необходимостью расплатиться с долгом и дороговизной бензина. Всё это ради того, чтобы хоть ненадолго остаться наедине с Голосом, не написать ненароком в каком-нибудь документе «господин Велосипед» и не пролить горячий чай на причинное место. Из-за его постоянного пребывания в машине жена стала что-то подозревать: думая, что замешана женщина, она подвергла обыску его карманы, тщательно проверила сообщения на мобильном телефоне, изучила записные книжки. Ничего не найдя, она принялась искать другие причины, например, нездоровое пристрастие к какому-то дурману. Именно эта мысль пришла в голову и одному полицейскому, увидевшему как-то человека лет пятидесяти, сидящего в припаркованной на боковой улочке машине, что-то возбуждённо говорящего скороговоркой и размахивающего руками. Внимательно рассмотрев его, полицейский понял, что человек находится в состоянии крайнего эмоционального возбуждения, фактически в клинической стадии, пришлось, однако, его отпустить. Странно, правда, что совершенно нельзя было разобрать, что именно говорил этот человек.
