Моя Варвурская эпопея завершилась резко и неожиданно - и для всех окружающих, и, в первую очередь, для меня самого.
К тому моменту я отлетал в штрафбате двадцать три стандартных месяца, поставив абсолютный рекорд пребывания штрафника на Варвуре (действующего нейродрайвера, я имею в виду - Одноглазый, например, был дольше, но он ведь почти и не летал). Всего, считая крытку и учебку, отбыл полсрока с гаком. С тем, что досрочное освобождение мне не светит, я смирился уже совершенно. В тумбочке в казарме пылилась жестяная коробка с медалями - я доставал её редко, в основном, чтобы положить туда же новую. Любимая медаль там была одна - та самая, первая, за спасение спецназовцев, которую Мосин мне велел всерьёз не воспринимать. Остальные... Ну, не знаю... Все связаны с какими-то потерями, иные ещё с несбывшимися надеждами... Не любил я их. Но хранил - такими вещами не разбрасываются.
А потом вот...
И не было в том задании ничего такого особенного. Случались у меня вылеты посложнее, да что там - многократно сложнее; взять хотя бы тот бой, в котором Борька погиб и ещё четверо наших... Но как это часто бывает - конфетку получаешь не за ту работу, в которой действительно выложился, а за ту, которую заметило начальство.
Пропала группа журналистов. Пропала, конечно, не сама по себе - был уничтожен молниеносным ударом конвой; но если тела солдатиков нашли - кого сразу на месте, кого позже обезображенным - то журналистов не было нигде. Увели.
Надо сказать, что ирзаи заложников не берут. Только - пленных для ритуальной казни.
Разведка поработала хорошо. Журналистов прятали в пещерах, и останься они там - никто бы их не спас; в тех лабиринтах сам черт ногу сломит, ни карт нет, ничего. Однако повезло: ирзаи решили устроить казнь показательную, в одном из населённых пунктов, и разведке удалось выяснить, где и когда. Начинался "ишир" - главный религиозный праздник у вайров, который длится целую неделю и сопровождается многочисленными чертовски запутанными ритуалами; вот журналистов на сладкое и приберегли. Для третьего дня.
Батя накануне устроил мне накачку - дескать, не просто спасательная операция предстоит, а дело политическое и архиважное; ну, это я и сам скумекать мог. Небось, пропади рота солдат - никто бы такой шухер не поднял. Впрочем, что уж тут; удастся выручить гражданских - и слава богу.
Я прикинул расклад. Ракетное прикрытие ирзаи по такому случаю наверняка выставили неслабое, но к этому не привыкать. Воздух пасти будут плотно, стационарками. Опять, значит, к земле жаться. Резкий прорыв получится - леталку-то не маленькую дадут. Подумав об этом, я спросил:
- Штурмовик?
- "Шквал". Да не наш, на центрбазе готовят, навороченный.
Я хмыкнул, а Батя проворчал:
- Радоваться после будешь.
Журналистов, кажется, четверо... Спецназовцев с десяток. Плотненько. При отходе придётся попотеть. Но это лучше, чем если бы всучили что-то более громоздкое. Есть всё же и в штабе люди с понятием.
Лишь бы не нахимичили с леталкой чего не надо.
На площади моя роль маленькая, там работает спецназ, мне - только баллоны с газом отстрелить вовремя. Потом забрать ребят и уйти.
В целом задание довольно ординарное.
Я, признаться, удивился, что такое "политическое" дело доверили штрафнику. Ну ладно бы ещё выставили в прикрытие к военным летунам - это бы я понял. А вышло наоборот: вояки меня прикрывают. Я сказал Бате, что предпочёл бы работать со своими. Он ответил, что сам предпочёл бы сейчас греть пузо на пляже, а торчит вот здесь. Возразить было нечего.
Батя намекнул среди прочего, что для меня подобная операция - лакомый шанс, но я пропустил эти слова мимо ушей. Каждая цацка в моей коробочке таким шансом когда-то была. Нечего душу травить.
***
Зачем понадобился именно штрафник - я понял позже, на центрбазе, где имел беседу с неким пожелавшим остаться безымянным майором СБ. Тот распорядился конкретно и жёстко: в руках ирзаев журналистов не оставлять. Ни при каких обстоятельствах. Если возникнет хотя бы вероятность, что вывезти гражданских не удастся, я обязан их уничтожить. Сжечь плазмой, чтобы и тел не осталось. Похоронить вместе со спецназом, если придётся. Иначе похоронят меня.
На самом деле это означало - без журналистов я на базу не вернусь.
Я давно подрастерял юношеский наив, а потому возражать майору не стал. И никак не показал, что понимаю, сколько проживу после выполнения такого приказа. Ровно столько, сколько нужно, чтобы активировать "поводок", надо полагать. Ещё Батя когда-то сказал - "на нейродрайвера-штрафника и не такое списать можно". Так что я просто мрачно кивнул, про себя подумав - да вытащим мы этих журналюг. Не такие орехи колоть случалось. Не перестраховалась бы только сама СБ.
Командир боевой группы тоже носил звание майора. Темноволосый, темнокожий немолодой мужик. Его неспешная, спокойная повадка внушала уверенность; я подумал - если до таких лет дожил в спецназе, значит, своё дело знает. Перед самым вылетом он заглянул ко мне в кабину - якобы согласовать частоту связи. На самом деле интересовало майора другое.
- Я о тебе слышал, - сказал он, прищурясь, так, что и не поймёшь по интонации - доброе слышал, или плохое.
