В узкую щель амбразуры виднелся кусочек полыхающего заревом далёкого неба. Стемнело, и вместе с темнотой на землю навалилась тяжёлая, необыкновенная тишина. После шестнадцати часов непрерывной канонады не верилось, что в мире может быть так тихо.
Три дня шли бои на подступах к городу. На четвертые сутки в полдень немцы подтянули свежие силы. Их нажим перекатывался с одного участка на другой; фашисты боем нащупывали слабые места обороны. Но прорваться к городу немцам не удалось. Лишь в двух местах они потеснили передовую линию защитников города.
Вблизи от перекрёстка шоссе и железной дороги притаилось поспешно устроенное укрепление — долговременная огневая точка. Укрытая в земле, искусно замаскированная, она ничем не отличалась от естественных холмиков, едва возвышавшихся среди кустарников. Впереди раскинулось поле, и дальше начинался низкорослый лиственный лес.
Прошло несколько дней, как пулемётное отделение сержанта Усова получило приказ занять ДОТ и вместе с другими гарнизонами укреплений защищать подступы к городу.
Последние орудийные выстрелы прогремели полчаса назад. Потом ещё долго и назойливо выстукивал очереди станковый пулемёт. Он был установлен где-то в стороне, почти на одной линии с ДОТ-ом.
Как и обычно, с наступлением темноты на немецкой стороне затихло. Видимо, немцы перегруппировывали силы и отдыхали, чтобы с первыми проблесками утра снова ринуться вперёд.
— Боятся ночи, как чёрт ладана, — сказал сержант, присаживаясь у пулемёта.
— Не привыкли, — усмехнулся Калита, — ночью можно заблудиться…
— Это тактика, — заметил Петя Синицын, прозванный военным теоретиком, — методичному наступлению ещё в восемнадцатом веке учил…
Калита махнул рукой.
— Барская тактика… тактика трусости.
Отблески зарева тускло играли на стене и мучили глаза. Кислый запах пороха нагонял дремоту. После долгого напряжения чувствовалась усталость.
— Ну что ж, отдыхать так отдыхать, — сказал сержант. — Товарищ Сибирко, вызывайте!
Полудремавший у телефонного аппарата Сибирко поднял голову и сразу заговорил монотонным, усталым голосом:
— Казань… Казань… я — Ростов… я — Ростов… Казань… чёрт, куда она запропастилась?.. Казань, я — Ростов…
Сибирко вопросительно взглянул на сержанта.
— Вызывайте! — подтвердил приказание Усов.
— Казань… я — Ростов… Куда, куда ты удалилась? Весны моей…
— Сибирко, перестаньте, вызывайте по форме!
Сержант чувствовал: что-то случилось! Он был обеспокоен, но не показывал своей тревоги.
— Казань… Я — Ростов, — надрывался Сибирко. — Отвечай, Казань… Отвечаете?! Ну вот, правильно. Спать нельзя, нехорошо. Что? Мы сами спим? Да, под такую музыку, пожалуй, уснёшь. Почему музыку к чёрту? Конечно, разница между «Риголетто» и пушечной пальбой…
— Вызовите к телефону семьдесят три! — перебил телефониста сержант.
— К телефону семьдесят три! У телефона? Товарищ сержант, семьдесят три у телефона!
Усов взял трубку, а Сибирко встал, потянулся и зевнул.
— Говорит комендант ДОТ-а Усов, — рапортовал сержант. — Никаких изменений не произошло. Разрушений нет. Состояние всего гарнизона отличное. Всё в порядке! Противник пытался подрывать мины, но не был допущен…
Сержант замолчал, наклонился над аппаратом, прикрывая рукой микрофон. Он слушал долго и сосредоточенно. От бойцов не ускользнуло взволнованное выражение, на секунду появившееся на его лице. Он слушал и отвечал на вопросы.
— Боеприпасов хватит надолго… Продовольствия недостаточно. Сегодня ночью нам должны были подвезти… Есть экономить! Да-да… слушаю… понятно! Есть держаться! Сообщить гарнизону? Есть сообщить!..
Сержант положил трубку и повернулся к бойцам. Он стоял, сжав губы, выпрямившийся, серьёзный, чуть побледневший. Пробившиеся редкие щетинки поблескивали на подбородке; они старили сержанта, совсем ещё молодого человека. Он приподнял каску и сказал:
— Разбудите Анисимова и Горяева!
Было тихо в этом маленьком полуподземном помещении. Голос коменданта звучал глухо, необыкновенно. Все понимали: что-то случилось.
Через минуту комендант объявил своему маленькому гарнизону:
— Батальон отошёл на новые позиции. Соседнее укрепление разрушено. Наш ДОТ окружён. Капитан Игнатов передал приказание командования — держаться! Приказываю: драться до конца. Патроны экономить. Анисимов, Горяев и Синицын ко мне. Остальные — спать до утра.
Ночь, как и вечер, проходила тихо. Но вся она была наполнена остро ощутимой пронзительной тревогой. В амбразурах всё ещё зловеще волновалось зарево далёких пожаров.
Комендант ДОТ-а, низко склонив голову, сидел у телефона. Казалось, он спал. Но не до сна было молодому командиру. Он думал о том, как выполнить приказ командования. Как только наступит утро, немцы начнут блокировку. Выдержит ли ДОТ — эта маленькая крепость — осаду разъярённого врага?
В составе гарнизона, которым командовал Усов, двенадцать человек. Он всех их давно и превосходно знал, бойцов своего отделения. Лишь два бойца-сапёра и красноармеец Альянцев были приданы в тот день, когда отделение Усова заняло оборону в ДОТ-е.
Ещё до войны начал командовать сержант Усов отделением пулемётчиков. Вначале новый командир не понравился бойцам. У него был беспокойный характер и необычайная страсть к армейским уставам. В роте шутили, говорили, что Усов может узнать из уставов всё, вплоть до того, как варить картошку и какую девушку выбрать для танца.
