* * *
— Ну, дочери мои разлюбезные, что привезти вам из странствий заморских? — смешно растягивая слова на старинный манер, подмигнул отец.
— Ой, свет ты мой батюшка, — не осталась в долгу Любава — разыщи ты мне тувалет хрустальный… дуры, хватит ржать, это, типа, трюмо навороченное, — шикнула в нашу сторону Люба и продолжила в том же высокопарном духе: "Дабы, в него глядючась, красота моя девичья прибавлялася".
— Слышь, Насть, куда уж больше — толкнула меня в бок Дея. Ну да, из нас троих Люба была единоличной обладательницей, так сказать, наиболее выдающихся достоинств.
Впрочем, если не брать в расчет подобные мелкие накладки, традиционная церемония проводов отца в "в странствия заморские", то бишь, командировку, шла как по маслу. Гордея попросила венец самоцветный, который ночью горит ярче звезд и днем не меньше солнышка. Папа, не моргнув глазом, пообещал найти. И, судя по его благодушному настроению, от Деи ожидалась гораздо более сложная каверза.
— Ну, Настена, твоя очередь — уже для проформы нахмурил брови отец. Еще бы! С фантазией у меня дела обстояли, прямо скажем, неважно. Ничего сложнее жабы говорящей или пятака неразменного, в отличие от старших многомудрых сестриц, мне отродясь выдумывать не доводилось. Вот и сегодня, промаявшись полночи, я так и не смогла сочинить ничего подходящего для нашей тайной национальной забавы. Только боюсь, отец кое о чем догадывался — уж больно довольный вид был у него, когда мы с несчастными лицами распаковывали очередной небывалый подарок.
Пока повезло только Гордее — пера Финиста Ясного Сокола отец купить не смог (или не захотел торопиться обзаводиться зятем), а вот жар-птицу Любаве, решившей еще раз поэксплуатировать идею пернатых сокровищ, привез. И эта горластая редкость уже второй год склевывала на корню всю рассаду в теплице и орала дурным голосом ни свет, ни заря из светлицы хозяйки, тайком перебиравшейся зоревать то ко мне, то к Дее.
— А привези ты мне, батюшка…. цветочек…. аленький — тоскливо разглядывая герань на окошке, промямлила я — краше которого нет на всем белом свете.
* * *
— Ну что, заждались? — поинтересовался отец, скидывая с плеч здоровенный тюк. Да, похоже, что большая часть надежд, выпестованных бессонными ночами, разбита вдребезги. Впрочем, в этом-то не было ничего удивительного, а вот способ появления дорогого родителя произвел на нас неизгладимое впечатление. Он, конечно, всегда возвращался неожиданно, но в большинстве случаев все-таки через дверь, ну окно, на худой конец. А не шагал в потоках дождевой воды из пустоты прямо посреди горницы.
— ты откуда?
— Оттуда. — хмыкнул папа, сбрасывая мне на руки промокший плащ.
— не может быть, кольцо перехода!!!
— Оно, родимое. Взял взаймы у Стража.
— Опять недобитый некромант попался?
— пап, ты не ранен?
— Тише, тише. Успокойтесь! Говорю же, одолжился под честное слово. И вообще, если мне что-то и угрожает, так это смерть от голода и грязи. Тоже мне хозяюшки, сначала, как положено, баню истопите, напоите-накормите уставшего путника, а потом и подробностей требуйте.
После бани и ужина повеселевший отец потянулся к заветному мешку со словами — ну доставайте, разбирайте, примеряйте. В этот момент и Страж и некромант и даже кольцо перехода как-то временно стушевались.
Первой повезло Любаве — из бархатной сумочки ей в руки выскользнуло туалетное зеркальце в затейливой рамке, тут же затянувшее гнусно-сладеньким голоском: "Ты, конечно, всех милее, всех румяней и белее!" Любава минуты две заинтриговано гляделась в него, а потом с визгом отбросила подарок. И схватившись за лицо, со всех ног кинулась к ближайшему трюмо. Облегченно вздохнула и рассмеялась: "Ну, папочка, спасибо, удружил!"
— Люба, милая, что случилось-то? — опешили мы с Деей.
— А вы сами попробуйте.
Попробовать стоило, без сомнения. Под слащавое сюсюканье выражение лица становилась все приторнее и приторнее, физиономия все белее и толще, а румянец все свекольнее. К счастью, сии метаморфозы происходили исключительно с отражением.
Нахохотавшись вдоволь, мы приступили к распаковке подарка Деи. Откинули тяжелую крышку кованого ларца и…увидели еще один, чуть поменьше. Дея снова открыла крышку, и еще, и еще… и еще. Пока не добралась до коробочки размером с кулак, и недоумевающе пожав плечами, потянулась к ней.
Дея, детка, не торопись, сначала лучше рукавицы надень — посоветовал папа, лениво отвлекшись от дегустирования гречишной медовухи.
Пока Дея носилась по дому в поисках рукавиц, я еще раз заглянула в мешок. Оружие, опять оружие, книги в кованых древних окладах, пара златоплетенных запястий с самоцветами, снова книги и…все?!!
А как же… — прошептал я, не веря своему счастью.
И не зря. Потому что папа негодующе хлопнул себя по лбу — ну конечно, прости, солнышко! Кораблекрушение, зачарованные дворцы, кольца-телепорты — совсем закрутился — и, сунув руку в боковой карман сушившегося у огня плаща, вытащил скомканный не очень-то свежий носовой платок, вдобавок, завязанный папиным знаменитым семихвостым узлом. Повозился с минуту и торжествующе крякнув извлек из вышитой тряпицы, ну а вы как думаете, Его!
