Я выпростал руку из-под одеяла и позвонил Дживсу.
— Добрый вечер, Дживс.
— Доброе утро, сэр.
Я удивился.
— Разве сейчас утро?
— Да, сэр.
— Вы уверены? За окнами совсем темно.
— Это туман, сэр. На дворе осень — вы, конечно, помните: «Пора плодоношенья и туманов…»
— Пора чего?
— Плодоношенья, сэр, и туманов.
— А-а, ну да, конечно. Все это прекрасно, Дживс, однако сделайте любезность, приготовьте мне одну из ваших смесей для воскрешения из мертвых.
— Уже приготовил, сэр, она ждет в холодильнике.
Он выскользнул из спальни, а я сел в постели с не слишком приятным и таким знакомым ощущением, что вот сейчас-то я и отдам Богу душу. Накануне вечером я ужинал в «Трутнях» с Гасси Финк-Ноттлом, которому закатил мальчишник, чтобы он в кругу друзей простился с холостой жизнью перед предстоящим бракосочетанием с Мадлен Бассет, единственной дочерью сэра Уоткина Бассета, кавалера ордена Британской империи второй степени, а за подобное времяпрепровождение приходится жестоко расплачиваться, и пока я дожидался Дживса, мне представлялось, будто какая-то скотина вбивает мне в башку железный кол, но кол не простой и обыкновенный, каким Хеверова жена Иаиль пронзила череп Сисаре, а докрасна раскаленный.
Вернулся Дживс с эликсиром жизни. Я залпом осушил стакан и, пройдя полный курс крестных мук, который непременно следует за принятием изобретенных Дживсом животворных бальзамов, — например, мое темя взлетело к потолку, а глаза выпрыгнули из орбит и, ударившись о стену, отскочили, как теннисные мячи, — почувствовал себя лучше. Было бы преувеличением утверждать, что ваш покорный слуга Бертрам Вустер совсем ожил, однако толика сил вернулась, я даже обрел способность вести беседу.
— О-хо-хо! — произнес я, изловив свои глаза и водворяя их на место. — Ну как, Дживс, что новенького в мире? У вас ведь в руках газета?
— Нет, сэр. Это путеводители из туристического агентства. Я подумал, может быть, вам будет интересно полистать.
— В самом деле, Дживс? — спросил я. — Вы действительно так подумали?
Последовало непродолжительное и, как я бы определил, многозначительное молчание.
Когда два человека с железной волей живут в тесном контакте друг с другом, конфликты между ними просто неизбежны, и именно такой конфликт разгорелся сейчас в доме Берти Вустера. Дживс вознамерился выманить меня в кругосветное путешествие, а мне даже думать об этом тошно. Я решительно заявил, что никуда не поеду, и все равно Дживс чуть не каждый день приносит мне пачки иллюстрированных проспектов, при помощи которых разные бюро путешествий соблазняют нас сняться с насиженных мест и мчаться черт знает куда любоваться красотами природы. Глядя на Дживса, я каждый раз представляю себе хорошо натасканного охотничьего пса, который упорно приносит в гостиную дохлых крыс и кладет на ковер, как ему ни объясняй, что в подобных услугах здесь не нуждаются, более того, эти услуги обременительны.
— Дживс, выкиньте эту блажь из головы, — сказал я.
— Путешествия чрезвычайно обогащают новыми познаниями, сэр.
— Я в новых познаниях не нуждаюсь, сыт по горло тем, что напичкали в меня, пока учился. А вот что с вами происходит, я отлично знаю. В вас снова проснулась кровь ваших предков, викингов. Вы жаждете вдохнуть соленый запах моря. Вы мысленно разгуливаете по палубе в белой капитанской фуражке. Возможно, кто-то прожужжал вам уши о танцовщицах острова Бали. Что ж, я вас понимаю, я вам даже сочувствую. Но все это не для меня. Я не позволю погрузить себя на океанский лайнер, пропади они все пропадом, и волочь вокруг света.
— Как вам будет угодно, сэр.
В его голосе я уловил легкую иронию: разозлиться он не разозлился, но был явно разочарован, и я дипломатично переменил тему.
— Эх, Дживс, и кутнули мы вчера!
— Хорошо провели время, сэр?
— Да уж, повеселились на славу. Гасси просил передать вам привет.
— Я высоко ценю его любезность, сэр. Надеюсь, мистер Финк-Ноттл был в добром расположении духа?
— О, лучше некуда, особенно если вспомнить, что близится час, когда он станет зятем сэра Уоткина Бассета. Слава Богу, что он, а не я, Дживс, — могу лишь благодарить Всевышнего.
Произнес я это с большим жаром, сейчас объясню почему. Нынешней весной, когда мы праздновали победу в Гребных гонках, я попал в суровые лапы Закона за попытку освободить голову полицейского от его каски и, сладко проспав ночь на голой деревянной скамье в участке, был доставлен на Бошер-стрит и оштрафован на пять фунтов — на целых пять моих кровных фунтов. Мировой судья, который вынес этот возмутительно несправедливый приговор, — должен признаться, публика встретила его одобрительными возгласами, — был не кто иной, как старикан Бассет, папаша будущей невесты Гасси.
Как потом выяснилось, я оказался одной из его последних жертв, потому что буквально через полмесяца он получил от дальнего родственника очень неплохое наследство, оставил службу и перебрался жить в деревню. Так, во всяком случае, он сам представил дело, но лично я убежден, что это самое «наследство» он сколотил, прикарманивая штрафы. Хапнет у одного пятерку, хапнет у другого, третьего — глядишь, лет эдак через двадцать составился солидный капиталец.