— Триста сорок пять годичных слоев! — сказал Ваня Волков и, прыгнув на соседнюю кочку, исчез за кустом.
— Чепуха! — отозвался Михаил Рубец. — Чепуха, таких берез не бывает.
Он осторожно выбирал дорогу по кочкам, стараясь прыгать покороче.
— Я тебе говорю, — раздался нетерпеливый голос, — двигайся живее, а то потеряешься. Я тебе говорю, что сам считал слои.
— Плохо считал.
Этот разговор происходит в 50 километрах к северу от Ленинграда. Может, и больше, чем в пятидесяти: в молодости мы не склонны вести точный учет пройденным километрам, а оба разговаривающие, очень молоды.
Да и как их считать неровными прыжками по болоту, если светит яркое майское солнце и на кустах лопаются почки. Если время до завтрашнего утра, до понедельника, принадлежит вам безраздельно и если ближайшие зачеты не скоро и не страшные.
Они были вузовцами, эти исследователи болота. Высокий и смуглый, похожий на американского летчика, Волков был пламенным филологом. Он восторженно верил в фонетический метод и в то, что для немедленного осуществления социализма необходимо, чтобы каждый гражданин Советского Союза говорил хотя бы на четырех языках. Он сам хорошо говорил по-английски, французски, немецки, изучал шведский и персидский. Мечтал о японском и об урду. Он прыгал с языка на язык с той безапелляционностью, с какой сейчас прыгал по болоту.
Рубец был последователем естественных наук. Он был последователен и упрям, как сама природа. Социализм он хотел строить при помощи усовершенствования человеческой породы и широкого применения электричества. Генераторы и сильные, ширококостные люди.
Он был тверд в своей вере и даже не обижался на природу за то, что она поступила с ним самим не по закону. Она сделала его маленьким, слишком стройным и с лица миловидным. За это товарищи звали его Милочкой и даже Людмилой. Он молчал и сохранял спокойствие…
Он старался сохранить спокойствие и теперь, но это было труднее. Плохо, когда болтологи суются в область точных естественных наук. Приходится успокаивать себя мыслью, что это — законное возмездие за нелогичный выбор партнера и района воскресенской прогулки.
Ванька Волков ведет себя так, как будто открывает новую Америку. Никакой Америки поблизости нет. Есть, например, деревушка Рассули: там живут пограничники, финны, на масляной превращающиеся в веек, и коровы. Другой фауны нет.
Стоило ли трястись от Финляндского вокзала в пыльном железнодорожном вагоне, а потом от какой-то платформы прыгать козлом по слишком широко расставленным болотным кочкам. Все вытерпеть, чтобы услышать сказку о небывалой березе. Дичь! С недоброжелательством, свойственным нарушенному душевному и физическому равновесию (он поскользнулся и попал ногой в жидкую грязь), он сказал:
— Плохо считал.
— Слушай, мое сладкое сердечно… (Перевод с английского и, вдобавок, гнусный, — думает Рубец).
— Слушай, мой миленький скептик. Я тебе ясно говорю: тебе будет дозволено увидеть этот пень. Он находится вблизи станции Любань, Октябрьской железной дороги. Вокруг него — площадка. У пня березовая кора — следовательно, он был когда-то березой. Он очень чисто спилен и на нем пьют чай…
Болото кончилось, приходилось продираться сквозь кусты — от этого спор ожесточается.
— Видимо, просто стол из карельской березы, — послышался из чащи презрительный Мишин голос.
— Милочка, я тебя понимаю, — это инстинкт домохозяйки, но ты, кажется, впадаешь в буржуазный уклон.
— Брахицефал! — ругается мрачнеющий Миша. Волков хочет ему ответить, но внезапно в спор вмешивается третий голос. Он приходит из самой гущи кустов и звучит деревянно. Он говорит: «Стой».
Вслед за этим из кустов показались два винтовочных дула.
— Голос добавляет: «Руки — вверх». У Миши в левой руке пакет: хлеб с колбасой. Его очень неловко держать в поднятой руке.
Разрывая кусты, на поляну выходят двое военных. Они в серой форме и странных шапочках пирожком. Они смотрят, не мигая, и зрачки у них, как кружки винтовочных дул. Откуда такие взялись?
Один из них подходит и трогает карманы. «Что за черт?» — удивляется Миша Рубец.
— Ты сам черт, сатана миес большевик, — с неожиданной горячностью говорит солдат — иди! — и подталкивает Мишу дулом.
— Мишка, не упирайся, — сказал Волков. — Мы, кажется, попали в Финляндию. Видишь — культурные европейцы. -
Говоривший по-русски солдат подтвердил — это Финляндия, целых полтора километра вглубь от границы. Он поведет их к капитану.
— Ваня, — сказал Рубец и остановился. — Допрыгались по болоту. Говорил я тебе ехать в Токсово. Ведь завтра надо в Вуз… Эх! — и с сердцем бросил завтрак в кусты. Финн достал его, внимательно осмотрел и спрятал в сумку.
Пошли лесом, те же кочки и путаница кустов. «Надо границу проводить очевидной чертой… проволоку натянуть или деревья покрасить», — думает, покачиваясь на ходу, Миша.
Волков прыгал по иностранной территории, как у себя дома, и сортировал в голове шведские слова, — может пригодиться. Плохо, конечно, что пропустят несколько дней в вузе. Зато будет шведская практика, здесь десять процентов шведов. А главное — приключение.
