Он и хотел бы заплакать, но последние два года превратили его сердце в камень. Слишком много от него требовали, слишком многое было утрачено, и больше не осталось печали. Покинутые братья, пылающий мир Ультрамара и золотая мечта о галактическом единстве, обращенная в прах. Столь необыкновенный миг в истории вполне заслуживал скорби, рыданий, раздирания одежд, вырывания волос или, по меньшей мере, приступа ярости.
Он не позволил себе ни одного из этих катартических способов разрядки: разреши он пролиться хотя бы одной слезинке — и рыдания стали бы нескончаемыми.
Изнутри Арканиум представлял собой двадцатиметровый куб с арочным входом в каждой стене, едва освещаемый толстыми свечами в подсвечниках, выполненных в виде геральдических орлов и львов. Темный сланцевый пол, простые дощатые стены, собственноручно обструганные и отполированные. Он помнил, как находил здесь приют много лет назад, когда бесконечные распри между сенаторами Макрагге становились невыносимыми для мальчишки, обожающего работать и мечтать.
Теперь этого мальчишки нет — он захлебнулся кровью в дни гибели Конора, утонул в море жуткой резни, учиненной им самим после того предательства. Когда-то он называл это справедливостью, но пролетевшие годы позволили ему взглянуть на ситуацию со стороны и увидеть истинные мотивы, двигавшие им тогда. Месть никогда не была достойной причиной заставить человека сражаться, и он твердо решил никогда больше не поддаваться этому искушению. Идентифицировав порок, он предпринял шаги, чтобы избавиться от него, и во время уничтожения Галлана эмоции направляли его руку в последний раз.
Он вновь обратился к лежащей перед ним книге, прислушиваясь к звукам жизни в крепости за любовно отделанными стенами его личного святилища. Когда-то в это место, находящееся в сотнях миль от ближайшего жилья, не добирались просители, но теперь уединенность осталась в прошлом. Его окружали акры мраморных стен, сверкающие геодезические купола, вздымающиеся в небо башни и строения совершенных пропорций. Рядом с его кабинетом выросла целая библиотека, и хотя архитекторы и математики утверждали, что в их планы заложена безупречная геометрическая гармония золотого сечения, он не разрешил им уничтожить Арканиум.
Он почти улыбнулся, сознавая, что в последний раз эмоции влияли на принимаемые им решения не в пору уничтожения Галлана. Однако улыбка не получилась, а на фоне того, что занимало его мысли, стремление цепляться за воспоминания юности казалось ничтожным.
Сидя за массивным столом из темного дерева, занимавшим всю середину комнаты, он перечитал запись, только что сделанную в лежащем перед ним огромном фолианте. Корешок книги был в метр длиной и добрых тридцать сантиметров в высоту. Прочный кожаный переплет сверкал сусальным золотом, а страницы из светлого пергамента еще хранили запах животного, из шкуры которого их сделали. Левая страница была полностью исписана убористым почерком; тщательно выписанные буквы складывались в идеально ровные строчки.
Работа шла, и с каждым днем близилось ее окончание.
Это должно стать его главным трудом, тем, за что его будут помнить вечно. Возможно, кто-то увидел бы в этом признак тщеславия, но сам он знал, что это не так. Этот труд спасет все, что пытался создать его генетический отец. Вошедшие в книгу записи составят основу знаний, необходимых для того, чтобы пережить надвигающуюся бурю. Самоотверженность, а не гордыня водила его рукой, когда он фиксировал десятилетия накопленной мудрости, где каждая глава и строчка являлись частицей унаследованного им гения, а крупица переданного знания — лишь маленький кирпичик. Но то, что будет выстроено из этих кирпичиков, окажется несоизмеримо большим, чем просто сумма отдельно взятых частей.
