— Эй, это то, что я думаю, Кумо?
— Именно оно, капитан Заварзин, — подтвердил голографический мини-гексапод, застывший по своему обыкновению в центре рубки.
Вернее, сгенерированной им же самим виртуальности, наложенной на исходное помещение, сейчас больше похожей на что-то абстрактно-непонятное, расцвеченное аурами, светящимися точками и запятыми — Граница, несмотря на то, что за последние полгода порядочно приелась, не переставала удивлять.
— Все-таки попалась! Теперь хрен уйдешь!
— Сомневаюсь, капитан Заварзин, что «пуповина» может куда-то переместиться в физическом пространстве, — счел нужным уточнить Кумо.
— Да ну тебя, зануда! — отмахнулся я. — Дай порадоваться!
— А может, начнем уже?
— Потерпи, мон шер, не видишь — моментом наслаждаюсь? — Я для пущей убедительности крутанулся в роскошном офисном кресле, взбаламутив виртуальность, оттолкнулся ногами от пульта и проехал по рубке из конца в конец, для полного счастья еще и врезавшись спиной в переборку. — А если честно, Кумо… мы так долго шли к этому моменту, что мне… сцыкотно. Как перед прыжком с обрыва.
— Это нормально? — насторожился голографический гекс. — Или я должен сказать: это нормально…
— Второе, — ухмыльнулся я. — Но психоаналитик из тебя никакой. Ладно, давай делом займемся.
Одним мановением руки развернув виртуальный рабочий экран, я в несколько касаний вывел на него схему Границы, выбрал интересующую нас «пуповину» и врубил увеличение. Невнятное кольцо обрело глубину и объем, превратившись в классическое отображение «червоточины», как ее представляли в докосмическую эру, и незамедлительно обзавелось рамкой-сноской с кучей характеристик — координатами, диаметром, напряженностью поля и даже предполагаемыми массой и габаритами «утонувшего» судна.
— Н-да… вроде, действительно она. В этом районе похожие лоханки не пропадали ни до, ни после…
— Если это вас хоть как-то успокоит, капитан Заварзин, позволю себе напомнить любимое выражение механика Мягкова: не нажмешь, не узнаешь.
Это да, это Кумо правильно подметил — водилась за Борисычем такая черта. Инженер, блин, а туда же: нет бы инструкцию почитать, в учебники зарыться, ролики в даркнете поискать… а он вместо этого пальцами куда попало тычет. Если есть кнопка, значит, на нее непременно нужно нажать. И сразу будет видно, зачем она. Серьезный взрослый мужик. Технический специалист, блин!
— Значит, будем пробовать, — вздохнул я. Довольно тяжко, должен признать. — Лишь бы кто-то типа Хранителей не заявился. Как думаешь, у людей есть такой клан?
— Недостаточно информации для анализа, капитан Заварзин.
— Молодец, технично отмазался!..
Завершить фразу мне помешал капитан Рин, чья каменная рожа заняла почти весь вспомогательный экран, развернувшийся по центру рубки:
— Эй, Алекс, ты долго еще будешь время тянуть? Симатта! Мне тут уже весь мозг вынесли!
— Сейчас, кэп, только тесты прогоню.
— Да сколько можно, э? Запомни, Алекс: самурай колеблется ровно до того момента, как примет решение. После этого он действует.
— Ой ли? А кто мне говорил, что вообще не колеблется?!
— Кто говорил?
— Ладно, погнали…
— Давай, мы ждем.
Черт, а ведь и впрямь как-то… не по себе. Столько лет я шел к этому моменту, и сейчас не мог себя заставить ткнуть в виртуальную кнопку, запускавшую процесс отстрела понтона номер один — того самого, что оснащен полным комплектом гексовской аппаратуры для перемещения в подпространстве. Это мой… скажем так — автономный «эхолокатор». Назначение у него ровно одно: «нырнуть» в «пуповину», издать «зов» и записать отраженный сигнал, после чего подняться на «поверхность». Ну а дальше в дело вступит большой вычислитель «Набата» — настоящий шедевр инженерной мысли двух рас, сплав человеческих и гексаподских информационных технологий с гибридным же физическим носителем. Мы с Рин-тян четыре месяца убили на наладку, плюс «Спрут» принимал самое деятельное участие в процессе. Под чутким руководством девчонки, естественно. Ну и Кумо помог…
Кто такой Кумо? Так мой «питомец», приблудившийся с гексаподского военного координатора — «Ищущего путь», уничтоженного Ульем Хранителей. Голографический мини-гекс, в действительности же наделенная самосознанием программа, сформировавшаяся из полутора десятков разумов гексаподов-аналитиков, в момент гибели работавших в режиме «единения». Я довольно долго не мог подобрать ему имя собственное и обходился мысленным образом, который он прекрасно улавливал, поскольку обитал в моем собственном «нейре». Но вот при общении в более, хм, многочисленной компании — или когда он сам транслировал виртуальность тем же кэпу с Борисычем, или когда Рин-тян самовольно при попустительстве «Спрута» в наше воображаемое пространство вторгалась — приходилось трудновато. Обращения типа «мой вероломный друг» звучали странно, но больше ничего толкового на ум не приходило. А помогла разобраться с проблемой все та же непоседливая капитанская дочка. Как? Да как обычно, в ее неповторимом стиле — работали мы как-то в той самой виртуальности, а она возьми да ляпни:
— Эй, кумо, ты чего делаешь?
Естественно, мы не отозвались: гекс подумал на меня, а я на него. Плюс все эти специфические японские словечки, что так любила ввернуть Рин-тян! А это новое весьма смахивало на ругательство.
