Рассказ
Началось все это в марте, в одно из воскресений. Я поехал на Птичий рынок за кормом для канарейки. Было выше нуля, пасмурно, каблуки вдавливались в грязный размякший снег. Я потолкался среди народа, приценился к двум щенкам и попугаю и, уже на выходе, заметил в сторонке небритого мужика в ватнике и куцей цигейковой шапке, который держал что-то на ладони. Я подошел и увидел зеленого трехголового дракончика. Он лежал смирно, хвост его скрывался в рукаве засаленного и местами обгорелого ватника. Он приподнял свои головки, посмотрел на меня выпуклыми бусинками глаз и зевнул, показав крохотные зубки.
Подошла пара; вальяжная дама в дубленке взглянула на дракончика и пренебрежительно сказала: «Трехголовый крокодил! Аномалия какая-то!» — «То ли еще увидим», — пробормотал мужчина, и они прошествовали дальше.
Подошли двое подростков с магнитофоном, один толкнул другого локтем и сказал, кивнув на дракончика: «Как в анекдоте — «…и погладил по другой головке». Они засмеялись. Его приятель сказал: «Давай купим». — «Ты что, сдурел? — сказал первый, оттаскивая его за рукав. — Ты что, не знаешь…» — дальше я не расслышал.
— Где такую редкость раздобыл? — поинтересовался я.
— Это, вот, ну, как бы сказать, ну вот такой случай вышел, так и разэтак, — мужик невнятно выдавливал бессвязные слова, перемежая их другими, более ему привычными, потом сокрушенно махнул рукой и замолк. Я понял, что толку от него не добьешься, да и не особенно любопытствовал.
— Почем отдашь?
— Ну, это, вот, как бы тебе сказать, ну, хоть бы на бутылку…
И что меня тогда толкнуло, не знаю, но я сунул ему десятку и взамен получил трехголовое чудечко.
— Смотрите, какую я диковину принес! — закричал я с порога.
Жена и сын прибежали и ахнули. Сын запрыгал вокруг, схватил дракончика, стал гладить его и пихать меж зубок запачканные фломастерами пальцы. Жена засуетилась — налить молочка, приготовить гнездышко. Если бы мы знали, как все обернется…
Дракончик скоро привык к нам и сделался совсем ручным, ползал по всей квартире и особенно любил прятаться в обуви, так что мы скоро приучились вытряхивать башмаки, прежде чем обуться. Рос он невероятно быстро, ел рыбу, вареную морковку и сырую картошку, не отказывался и от ломтика колбасы. Меня он почему-то особенно любил, бывало, приду с работы, сяду с газетой на диван, он обязательно приползет и устроится возле ног, а потом мы с ним играли — я клал на пол газету, и он проползал под ней по многу раз, видно, ему нравилось, как она шуршит.
К маю он вырос уже до полутора метров, и сынишка больше не отваживался совать ему в зубы свои пальцы. Я никак не мог понять, самец он или самка, только впоследствии один зоолог объяснил мне, что хотя дракон — животное мифическое, есть предположение, что он двуполый.
К середине мая мы переехали на дачу, благо на работу можно было ездить и оттуда — полтора часа в один конец. Я сделал в саду просторный вольер, внутри соорудил домик, и Дракоша поселился там. Я часто выпускал его поползать по саду, но после того, как он уполз за калитку и подстерег соседскую кошку, пришлось держать его взаперти. Он развлекался ловлей насекомых: высунет все три языка и ждет, пока не сядет какая-нибудь шальная муха или бабочка, — тогда язык с быстротой молнии исчезал во рту. По вечерам он всегда ждал моего приезда и, заслышав мой голос, бросался к сетке и пытался пролезть под ней; пришлось поглубже прикопать ее нижний край.
К концу июня Дракоша сделался огромным, около трех метров в длину, и характер его стал резко меняться. Однажды жена, как обычно, отправилась его кормить и тут же прибежала обратно, бледная, держа на весу окровавленную руку: Дракоша от нетерпения цапнул ее, хорошо, царапины оказались неопасными. Я попросил на объекте списанный транспортер, починил его и приспособил для кормления своего чуда-юда, а кормить его становилось все сложнее, так как он съедал за день уже больше десяти килограммов рыбы. Сын помогал мне: ловил на пруду рыбешек. Дракоша глотал их, как мух, сразу по три штуки всеми тремя глотками.
Тем временем мы заметили, что трава в вольере и по соседству с ним желтеет и сохнет и вянут овощи на ближних грядках. Сынишка уверял, что в нашем саду стало жарче, чем на улице.
Как-то вечером, когда я пошел кормить Дракошу, он подполз ко мне, потерся о ноги, раскрыл пасть — и оттуда явственно пыхнуло пламя. «Он же огнедышащий, — сообразил я, — у него с возрастом заработали энергетические железы!»
За ужином жена робко посмотрела на меня: «Вить, а может, отдадим его куда-нибудь? Сколько он еще будет расти, а тебе все надрываться, рыбу возить… Яблонь жалко — как бы не засохли. Да и вообще… Я его боюсь! Я уж Алешке запретила к вольеру подходить, да вдруг не послушает? А ты слышал, как он ревет?»
В ту же минуту из сада донесся рев или вой, — и мурашки побежали у меня по спине.
Я выскочил в сад. По ту сторону садовой ограды стояла сгорбленная старуха в черном платке и грозила Дракоше клюкой, а он сердито взревывал. Я крикнул: «Бабка, уйди, не дразни животное!»
Она увидела меня и запричитала: «Изведи! Изведи эту нечисть поганую! Ах, нехристи, чего выдумали, разводить отродье сатанинское! Ох, грех, ох, грех! Не к добру это, помяни мое слово! Всех ввергнешь в погибель, покарает тебя Господь! Изведи дьяволово семя!» Она пошла вдоль ограды, оглядываясь и сердито бормоча.