Она знала все. А я, наоборот, не ведала ни о чем - кроме снега, синющего неба, морозного воздуха, валунов и сосен. И о том, что юную провидицу надо уберечь от веток молодых хвойных, так и норовящих наподдать по пухлым розовых щечкам. Впрочем, о ветках дите тоже знало, и очень заранее от них уворачивалось.
Наверное, это вообще скучно - быть сильной прорицательницей. Может быть, поэтому молодая ежка Жозефина, нет-нет, да просила меня покатать свое всезнающее чадо: я была единственной в Заповеднике, кто порой не слушал судьбу. Только одно и было мне доподлинно известно: плутай я, не плутай, а ноги сами понесут меня к пещере дракона.
– Не-а, - безапелляционно раздалось за спиной.
Я сходу взбежала на пригорок, в последний момент обогнула огромный валун. Сани заложили крутой вираж, и перевернулись. Раздался счастливый смех.
Площадка перед логовом была пуста, ковер снега нетронут. И на этот раз - нет. Это ничего, я подожду.
– Маня.
Соседняя сосна нехотя превратилась в многоножку.
– Что, Мань, опять не вышло? - Сочувственно подмигнула я ей.
Двухметровый страж Заповедника покачала кошачьей головой. Насколько я могла понять, она не шибко огорчилась.
– Прокатишь?
– Угу, - сообщила, как данность, провидица.
Маня изобразила гнев - закружилась вокруг нас, слилась в рыжее кольцо. Чадо сидело со спокойным лицом - ему ли не знать, что нам ничего не грозит? И оно, конечно же, было право. Маня, покрутившись для проформы, подставила спину - залезайте, прокачу с ветерком!
Довезя нас до избушки Жозефины, многоножка остановилась.
– Таня.
На крылечке спустя мгновение показалась упомянутая ею девица.
Скажу сразу, что Танька, подруга моя университетская, изменилась. Общение с ведьмой Жозефиной не прошло для нее даром, но явно пошло на пользу. Она, от рождения обладающая идеальными чертами лица, и не менее идеальными пропорциями фигуры, прекратила выставлять напоказ свою богами даденную красоту, но сжилась с нею, и расцвела еще больше. Я улыбнулась - наблюдать это чудо природы было крайне приятно.
Между тем, подруга была чем-то крайне взволнована:
– Ты представляешь?!
Я оглянулась на прорицательницу. Та созерцала маленькое облачко в синем небе, и, казалось, целиком погрузилась в медитативный процесс.
– Нет, - повернулась я к Таньке. - А что?
– Шурик женится! - Плюхнулась та на многоножку рядом со мной.
– Ненадойго, - обвела нас пигалица недетским взглядом.
– Моська! - Ахнула за нашей спиной мать провидицы. Погрозила дочке кулаком. Потом спохватилась, сменила гнев на милость, и у нее в руках материализовалась большая красивая книжка. Дите немедленно отвлеклось от предсказывания незавидной судьбы Танькиного знакомого, сползла со стража, и направилось к матери.
– Юбю касить кайтинки, - важно заявило оно, и вцепилось обеими руками в книжку-раскраску. - Долзно непьехо поючица, - возвестило оно секунду спустя, и, отодвинув мать в сторону, потопало в избу.
Жозефина облегченно вздохнула, и последовала за дочуркой.
Я подождала, пока за ними захлопнется дверь, и повернулась к подруге, сидящей в позе мыслителя Родена. Полуденное январское солнышко ласково грело, и Таньке, одетой в джинсы и клетчатую рубашку, было совсем не холодно.
– Так о чем мы с тобой…
– О Шурике, - печально ответствовала девушка.
Шурик, Шурик… Кто это? Неужели…
– Этот твоя самая первая любовь, что ли? Еще платоническая, если я не ошибаюсь?
Танька воззрилась на меня фирменным взглядом ведьмы Жозефины. Я, в очередной раз порадовавшись, что в подруге начисто отсутствует какая бы то ни было магическая жилка, уставилась на нее невинными глазами.
– Вечно ты со своим анализом, - проворчала Танька. - И как тебя вообще угораздило влюбиться?
– Сама не понимаю, - пожала я плечами. - Но давай сейчас не будем обо мне, расскажи мне лучше, что у вас там с Шуриком приключилось.
– Он женится, - всхлипнула Танька. - Не на мне…
Вот так-так… Слезы.
Так убиваться по Шурику? Слов нет, парень был (и есть) на редкость талантлив. Он мог починить любой прибор, спаять любую схему, повесить самодельную полку на стену… По-моему, даже колонки на первом курсе сбацал… Но в остальном… На мой взгляд, руки, растущие из правильного места, еще не являлись достаточным (да и необходимым тоже) условием для того, чтобы плакать по их обладателю.
– Кем он был для тебя?
– Мне так хорошо было рядом с ним, когда он паял, - всхлипнула Танька.
– Я тоже люблю запах канифоли, - не смогла не улыбнуться я.
– Ты не понимаешь, - покачала головой Танька. - Ты никогда не была физиком по-настоящему. Тебе чужд азарт эксперимента, ты не секешь в приборах, ты… - Все больше и больше распалялась она.
– Правду говорить легко и приятно? - Прервала я бурный поток уже обвинений. - Кстати, ты можешь продолжить список того, что мне не доступно: я начисто забыла всю университетскую физику и математику.
Танька, вздрогнув, вскинула на меня слипшиеся ресницы.
– Как это, забыла? Всего за какие-то два-три года? Ты же студиозусам преподавала!
Сердиться на нее было совершенно невозможно:
– Это побочный эффект моего пребывания в одном очень странном месте, - поморщилась я. - Прическа, кстати, оттуда же.
