Для тех, кто рассказывает истории о привидениях…
и для тех, кто в них верит.
У каждого дома есть своя история и свой секрет.
Обои в столовой могут скрывать пометки карандашом с ростом детей, живших здесь десятки лет назад. А под выцветшим линолеумом может быть дерево, по которому когда-то ходили солдаты революции.
Дома всегда меняются. Слоя краски. Ряды ламината. Новые ковры. Они скрывают истории и секреты до тех пор, пока кто-то не придет, чтобы их раскрыть.
Это я и сделаю.
Меня зовут Мэгги Холт. Я дизайнер и во многом историк. Я раскапываю историю каждого дома и пытаюсь вытащить ее наружу. Я горжусь своей работой. У меня хорошо получается.
Я слушаю.
Я учусь.
Я использую это знание, чтобы спроектировать интерьер, который, при всей своей современности, все равно говорит о прошлом дома.
У каждого дома есть история.
Наша же история о привидениях.
И еще это ложь.
И теперь, когда еще один человек умер в этих стенах, наконец-то пришло время рассказать правду.
1 июля
– Папочка, надо проверить, нет ли призраков.
Я застыл в дверях спальни дочери, поражаясь, как и все родители, когда их ребенок говорит что-то настолько сбивающее с толку. Пожалуй, с тех пор как Мэгги исполнилось пять лет, надо было уже привыкнуть. Но я не привык. Особенно с такой-то неожиданно странной просьбой.
– Надо?
– Да, – настойчиво ответила Мэгги. – Я не хочу, чтобы они были у меня в комнате.
До этого момента я и не подозревал, что моя дочь знает, кто такие призраки, не говоря уж о том, чтобы бояться их у себя в комнате. Больше одного, судя по всему. Я обратил внимание на выбор ее слов.
Они.
Я винил в этом наш новый дом. К тому времени мы пробыли в Бейнберри Холл почти неделю – вполне достаточно, чтобы заметить его странности, но недостаточно, чтобы привыкнуть к ним. Стены, как будто меняющиеся местами. Шум в ночи. Вентилятор на потолке, который, когда вращался на полной скорости, походил на щелканье зубов.
Мэгги, восприимчивая, как и любая девочка в ее возрасте, явно с трудом ко всему этому привыкала. Накануне вечером, перед сном, она спросила меня, когда мы вернемся в наш старый дом – унылую и тусклую двухкомнатную квартиру в Берлингтоне. Теперь мне предстоит сразиться с призраками.
– Пожалуй, не помешает, – сказал я, потакая ей. – Откуда начать?
– Под кроватью.
Тут ничего удивительного. У меня был такой же страх, когда я был в возрасте Мэгги – я не сомневался, что-то ужасное прячется в темноте в нескольких дюймах ниже того места, где я сплю. Я опустился на четвереньки и быстро заглянул под кровать. Там скрывались лишь тонкий слой пыли и одинокий розовый носок.
– Все чисто, – объявил я. – Где дальше?
– В шкафу, – сказала Мэгги.
Я так и догадался, поэтому уже шел к шкафу. Эта часть дома – получившая название «крыло Мэгги», потому что в нем находилась не только ее спальня, но и прилегающая к ней игровая комната – располагалась на втором этаже под наклоном крыши. Из-за скошенного потолка одна половина старой дубовой двери шкафа тоже была скошена и из-за этого неуловимо напоминала вход в сказочную избушку. И это была одна из причин, почему мы решили, что здесь должна жить Мэгги.
– В шкафу ничего, – сказал я, театрально дергая за цепочку, чтобы включить лампочку в шкафу, и проверяя все между вешалками. – Еще где-нибудь?
Мэгги направила дрожащий указательный палец на массивный гардероб, который стоял на страже в нескольких футах от стенного шкафа. Это была реликвия дома, вещь из прошлого. Странная. Выше восьми футов. Его узкое основание постепенно расширялось до внушительной середины, а затем внезапно сужалось к вершине. Его венчали резные изображения херувимов, птиц и плюща, вьющегося по углам. Я подумал, что, как и дверца шкафа, он создает в комнате Мэгги особую, сказочную атмосферу. Что-то, напоминающее о путешествиях в Нарнию.
Но когда я приоткрыл двойные дверцы шкафа, Мэгги глубоко вдохнула, готовясь к тому ужасу, который она сама себе придумала.
– Ты уверена, что хочешь его открыть? – спросил я.
– Нет, – Мэгги замолчала, а потом передумала. – Да.
Я распахнул дверцы, скрывающие за собой лишь несколько платьев с оборками, которые моя жена купила в надежде на то, что наша девчонка-сорванец когда-нибудь будет их носить.
– Тут пусто, – сказал я. – Видишь?
Мэгги заглянула за дверцы с кровати, а потом облегченно выдохнула.
– Ты же знаешь, что призраков не существует, да? – спросил я.
– Ты ошибаешься, – Мэгги поглубже залезла под одеяло. – Я их видела.
Я взглянул на свою дочку, пытаясь не выглядеть шокированным, хотя так и было. Я знал, что у нее развитое воображение, но я и не думал, что настолько. Она даже видела несуществующие вещи и верила в их реальность.
И она правда верила. Я это видел в ее взгляде, в уголках ее больших глаз собирались слезы. Она верила, и это ее ужасало.
Я сел на краешек ее кровати.
– Призраков нет, Мэг. Если не веришь мне, то спроси маму. Она ответит тебе то же самое.
– Но они есть, – настаивала Мэгги. – Я их все время вижу. И один из них разговаривает. Мистер Тень.
По моей спине пробежал холодок.
– Мистер Тень?
Мэгги ответила отрывистым, испуганным кивком.
– И что же говорит мистер Тень?
