– Радость моя… – Едва слышный нежный шепот запутался в золотых девичьих локонах.
– Ничего подобного, я своя собственная, – так же тихо, но свирепо прошипело в ответ.
– К этому и веду, – поглядывая на стайку гуляющих поблизости от веранды прелестнейших созданий, вздохнул кареглазый брюнет и с досадой поинтересовался: – Долго ты еще думать намерена? Ведь мы знакомы уже почти два года! Хочешь, чтобы я ласково называл тебя тугодумкой?!
– Неправильное определение. Не тугодумкой, а благоразумной и серьезной девушкой. – Синие глаза застыли зимним льдом.
– Это отличные качества, не спорю… но мы говорим о чувствах.
– А в этом вопросе девушки должны быть рассудительнее вдесятеро, иначе им прямая дорога в монастырь Святой матери или еще куда похуже.
– Но я же не собираюсь тебя соблазнять! – не забывая держать защиту от подслушивания, оскорбился затянутый в строгий черный костюм молодой мужчина. – Я жениться намерен! И готов просить твоей руки у твоего батюшки!
– М-да?! Не соблазняешь? Тогда чем занята твоя левая рука на моей правой коленке?! – ядовито прошипело в ответ.
– Значит, ты все-таки заметила! А я уж начал думать, будто глажу статую!
– Зря ты так думал. Статуя за подобную наглость не стала бы поливать твой любимый шар чесночным соусом.
– Темная сила, да что же ты творишь, милая! Ну разве с ним так можно?! Он ведь мне теперь целых три дня будет показывать только чесночные грядки охотников за оборотнями! – Брюнет рванулся спасать шар и тотчас же замер, услыхав характерный треск. – Ой! Темная сила… как ты умудрилась оторвать мне рукав?! Нет, я хотел спросить, а зачем ты вообще меня за него дергала?! Нужно было просто позвать…
– Вот еще, нужно мне было тебя дергать! И тем более звать! Просто чесночный соус кончился, и я пришила твой камзол к дивану.
– Да ты просто хулиганка! – возмущенно расширились карие глаза.
– Зато ты – лгун и развратник! А на что ты, собственно, надеялся, когда хватал меня за коленку?! Мечтал, чтобы я при всех сестрах и фрейлинах начала отвешивать тебе пощечины?! Не дождешься! Я принцесса! – Синие очи сузились от гнева.
– Можно подумать, я этого не знаю! Но иногда думаю, что об этом забывает кто-то другой! В общем, так! Завтра я иду к твоему отцу и прошу твоей руки!
– В общем, так! Если ты немедленно не откажешься от этого намерения, я пошлю всем придворным дамам и фрейлинам матушки любовные записки от твоего имени. И тогда мой папа не отдаст тебе меня даже за все сокровища мира.
– Посмотрим, – угрожающе рыкнул мужчина, стремглав покидая веранду, на которой принцессы пили утреннее какао.
– Увидим, – задумчиво прошептал в ответ нежный голосок.
* * *
Банда молча сидела у костра и бдительно-выжидающе следила за действиями своей предводительницы. Далеко не первый час уже следила, но выказывать недовольство никто не порывался.
А та, высыпав на одеяло кучу трофеев, прилежно раскладывала их на тринадцать частей, стараясь, чтобы ни одна кучка не была более привлекательной, чем другие. Иногда бандерше это удавалось, но не сегодня. Две вещи были настолько лучше всего остального, что ясно было заранее – без драки не обойдется.
Причем, что обидно, драться будут вовсе не за те драгоценности, которые лежат на своих местах в сиротливом одиночестве, а за остальные одиннадцать кучек. Потому как ни продать, ни обменять на что-нибудь полезное эти баснословно дорогие раритеты не удастся даже у самого захудалого трактирщика.
Атаманша тяжело вздохнула и поменяла в меньших кучках местами два усыпанных камнями браслета, проклиная завещанный ей еще матушкой незыблемый старинный закон банды, по которому вся добыча делилась поровну немедленно после налета.
– Ты неправильно делишь, – безапелляционно и доброжелательно заявил мужской голос, и вся банда как по команде схватилась за рукояти ножей и кинжалов.
Потом так же синхронно двенадцать с половиной пар глаз повернулись в ту сторону, откуда донесся голос наглеца, посмевшего отвлекать атаманшу в самый важный момент ее жизни, и тринадцать рук расслабленно соскользнули с оружия.
Кого-кого, а откровенных дур, готовых напасть на этого гостя, среди них никогда не было.
– Почему? – уныло произнесла бандерша, заранее зная, что ответ этого критика ей не понравится.
– Потому что вон те две вещицы ты положишь сейчас на тряпицу, аккуратно завернешь и спрячешь в мешок. Это будет четырнадцатая доля.
– Чья? – начиная понимать, что зря задавала этот вопрос, неуступчиво рыкнула атаманша.
Но гроза она всех окрестных дорог или не гроза, в конце-то концов?
– Да чья угодно, – ехидно сообщил незваный гость. – Кто первый пожелает, тот и заберет. Ну а если никто не пожелает, так и быть, возьму я, не пропадать же добру.
– Кто желает эту кучку? – сложив раритеты в мешок, с надеждой осмотрела соратниц атаманша. – Ну, налетай!
Налетать никто не спешил. Все состроили такие кислые рожи, словно им овечьего гороха мешок предлагали, а не раритеты стоимостью в город. Или даже поболее… чего уж мелочиться.
– Себе возьми, – посоветовала самая смелая и нервно поправила ножны.
– Тебе больше всех подобает, – поддакнула самая льстивая.
– И хранить тебе есть где, – заметила самая практичная и одновременно завистливая.
