Тимберлейк Вертенбейкер
Для блага Отечества
пьеса в двух действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
О Ф И Ц Е Р Ы:
Капитан Артур ФИЛЛИП - Генерал-губернатор штата
Новый Южный Уэльс
Майор Робби РОСС
Капитан Дэвид КОЛЛИНЗ - судья колонии
Капитан Уоткин ТЕНЧ
Капитан Джемми КЭМПБЕЛЛ
Преподобный ДЖОНСОН
Лейтенант Уильям ДОУЗ
Лейтенант Джордж ДЖОНСТОН
Младший лейтенант Ральф КЛАРК
Младший лейтенант Уильям ФЭДДИ
Мичман Гарри БРЮЕР - шериф колонии
Одинокий абориген
К А Т О Р Ж Н И К И :
Джон АРСКОТТ
Джон ВАЙЗЕНХЭММЕР
Роберт САЙДВЭЙ
Джеймс ФРИМЕН по кличке "Палач"
Черный ЦЕЗАРЬ
К А Т О Р Ж Н И Ц Ы :
Дэбби БРАЙАНТ
Мэри БРЕНЭМ
Мэг ЛОНГ
Лиз МОРДЕН
Даклинг СМИТ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА 1.
П Л А В А Н И Е
1789 год.
Тюремный отсек судна, на котором преступников везут на каторгу в Австралию. В полумраке каторжники жмутся друг к другу.
На палубе Роберт САЙДВЭЙ подвергается наказанию плетьми. Младший лейтенант Ральф КЛАРК еле слышным монотонным голосом отсчитывает удары.
РАЛЬФ. Сорок четыре, сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят...
Сайдвэя освобождают от веревок и бросают вниз к остальным каторжникам. Он лежит без сознания. никто не двигается. тишина...
ДЖОН ВАЙЗЕНХЭММЕР. А ночью... Борт корабля трещит под ударами волн. Страх шепчет, заходится криком, рвется наружу и, задушенный, умолкает. Отвергнутые отчизной, всеми забытые, мы уносимся в темноту, куда-то на самый край света. Ночью остается одно - залезть под юбку доброй английской шлюхи, зарыться, спрятаться, забыться, и слиться... с Англией. Не важно, кто ты. У тебя нет имени. Ты тоже одинока. Тебе страшно. Ты заживо погребена в этом зловонном аду. Дай мне войти в тебя, моя радость, впусти меня, утешь меня, и мы вместе вспомним... Англию...
СЦЕНА 2.
ОДИНОКИЙ АБОРИГЕН
РАССКАЗЫВАЕТ
О ПРИБЫТИИ ПЕРВОГО КОРАБЛЯ С КАТОРЖНИКАМИ В АВСТРАЛИЙСКИЙ ЗАЛИВ БОТАНИ БЭЙ
20 ЯНВАРЯ 1788 ГОДА.
АБОРИГЕН. Одинокая лодка скользит по морю, над высоко поднятыми веслами вздымаются облака. Это заблудившийся сон. Лучше держаться от него подальше.
СЦЕНА 3.
Н А К А З А Н И Е
Бухта Сидней. Губернатор Артур ФИЛЛИП, судья Дэвид КОЛЛИНЗ, капитан Уоткин ТЕНЧ, мичман Гарри БРЮЕР охотятся на птиц.
ФИЛЛИП. Неужели стоило плыть пятнадцать тысяч миль через океан только для того, чтобы построить еще одно место для публичных экзекуций, наподобие лондонского Тайбэрна?
ТЕНЧ. Надо полагать, это избавит каторжников от тоски по родине.
КОЛЛИНЗ. На этой земле действуют законы Англии. Суд признал этих людей виновными и вынес им приговор. Вон, смотрите - белолобая корелла.
ФИЛЛИП. Да, но вешать...
КОЛЛИНЗ. Только тех троих, что совершили кражу с продуктового склада колонии. А вон на эвкалипте целая стая "какатуа галерита" - серогрудых австралийский какаду. Артур, вы губернатор настоящего птичьего рая.
ФИЛЛИП. Надеюсь, что не человеческого ада, дорогой Дэйви.
УОТКИН прицеливается.
Не стреляйте пока, Уоткин, дайте немного полюбоваться ими. Где же наша гуманность, господа?
ТЕНЧ. Правосудие и гуманность - две вещи несовместные. Закон это вам не сентиментальная комедия.
ФИЛЛИП. Я не говорю, что этих людей вообще не надо наказывать. Я лишь против превращения казни в зрелище. Каторжники решат, что ничего не изменилось и снова предадутся своим преступным наклонностям.
ТЕНЧ. Они никогда не переставали предаваться этим наклонностям, губернатор, и смею вас уверить, никогда не перестанут.
ФИЛЛИП. Как знать. Три месяца - слишком малый срок, чтобы судить об этом. И не надо так кричать, Уоткин.
КОЛЛИНЗ. Поверьте, мне по душе ваше стремление противопоставить губительному воздействию порока благотворное влияние благородных поступков. Но губернатор, боюсь, что без раствора, название которому страх, ваше здание рухнет.
ФИЛЛИП. Разве эти люди больше не боятся плетей?
КОЛЛИНЗ. Джон Арскотт уже получил сто пятьдесят плетей за нападение на офицера.
ТЕНЧ. После ста плетей обнажаются кости лопаток. А где-то между двумя с половиной и пятью сотнями вы, можно сказать, приводите в исполнение смертный приговор.
КОЛЛИНЗ. Недостаток такой казни состоит в том, что это медленная смерть, момент ее наступления неуловим, и, следовательно, она не может служить устрашающим примером для каторжников.
ФИЛЛИП. Гарри?
БРЮЕР. Каторжники смеются во время казни. Они их уже столько перевидали.
ТЕНЧ. Я бы сказал, это их любимая потеха.
ФИЛЛИП. Возможно потому, что ничего лучшего мы им предложить не смогли.
ТЕНЧ. Возможно, нам следует построить для каторжников оперный театр.
ФИЛЛИП. Для нас с вам опера - привычное удовольствие. Все эти вещи были доступны нам с детства. Ведь людей образованных и сведущих от природы не бывает. Дайте-ка мне ружье.
КОЛЛИНЗ. У нас и книг-то здесь нет, не считая нескольких Библий и парочки каких-то пьес. А посему вернемся лучше к нашим прямым обязанностям, которые состоят в том, чтобы наказывать преступников, а не просвещать их.
ФИЛЛИП. Кто эти приговоренные, Гарри?
БРЮЕР. Томас Баррет, семнадцати лет, сослан на семь лет за кражу овцы.
ФИЛЛИП. Семнадцать лет!
ТЕНЧ. Это лишний раз доказывает, что преступные наклонности БЫВАЮТ врожденными.
