Франсуа де Вивре ехал не останавливаясь. Теперь, когда тропинка шла вниз, его мул двигался веселее; так они миновали уже три горные деревушки. Когда проезжали мимо первой, на колокольне звонили сексту, мимо третьей — нону. Скоро наступит время вечерни, и солнце зайдет. Нельзя терять ни минуты.
По пути Франсуа рассеянно оглядывал дома и людей. Здесь все так похоже на то, что он недавно оставил! Такие же домики с покатыми крышами, жмущиеся друг к другу, словно спасаясь от зимней стужи. Только слова, которые порой он выхватывал, были другими. Но если Франсуа и не понимал их буквально, смысл, должно быть, оставался неизменным. По всему миру крестьяне говорят об одном и том же: работа, земля, погода, любовь, болезни, смерть.
Закат, как это часто бывает в горах, был внезапным и застиг его врасплох. Франсуа заметил половинку луны с еще размытым — от света последних солнечных лучей — контуром и решил продолжать путь. И лишь когда его сморил сон, он остановился.
***
Уже совершенно стемнело, и тут вдали, на возвышенности, Франсуа увидел огни. Из пылающего городка доносились приглушенные расстоянием крики. Франсуа пришпорил было мула, чтобы поспешить на помощь горожанам, но вскоре стал явственно различать пение. Не пожар бушевал на улицах — это были огни праздника. Жители, конечно же, отмечают Михайлов день.
Франсуа решил остановиться там. У него не было никакого желания принимать участие в празднестве, но он чувствовал настоятельную необходимость соприкоснуться с людским весельем. Слишком давно он забыл, что такое радость…
Радость? Как бы не так! Чем ближе он подъезжал, тем отчетливее слышал нечто варварское в выкриках и напевах. Вздымающийся на высоту домов костер был зажжен на дороге в городок и перекрывал единственный вход в него.
Сам город был окружен стеной, не слишком высокой, но длинной. Почему же его обитатели пожелали отгородиться от остального мира этим пожаром? Что намеревались делать они под защитой огненного занавеса? Франсуа спешился и, оставив мула, принялся искать проход в стене.
Каменные выступы позволяли ему карабкаться вверх без особого труда, хотя на нем по-прежнему оставались тяжелые доспехи, да и меч он решил не отцеплять, дабы быть готовым к любым случайностям. Спрыгнув на землю по другую сторону стены, Франсуа не поверил собственным глазам.
Полсотни мужчин, обряженных в костюмы животных, исполняли нечто вроде дикого варварского танца. Были здесь «бараны», «овцы», «телята» и один «козел», который, похоже, играл роль вожака. В левой руке каждый сжимал палку с привязанным наверху колокольчиком, а в правой — пылающий факел. «Телята» мычали, «бараны» и «овцы» блеяли…
Но нет, среди танцующих обнаружились не только «животные». Некоторые горожане вырядились младенцами! Их головы украшали чепчики, какие надевают грудным детям, а сами они были туго спеленуты по пояс. Как и все остальные, они держали факелы, но вместо палки с колокольчиками трясли трещотками, подражая младенческим крикам.
Франсуа был оглушен этим маскарадом. Что же здесь происходит?
Он поднял глаза. В окнах и на крышах домов за действом наблюдали женщины, дети и мужчины постарше. Они тоже по-своему принимали участие в празднике, колотя что есть сил по разным предметам и вопя во всю глотку:
— Sancte Michael! Defende nos, Archangele! [1]
Защитить от чего? Что это была за чудовищная опасность, заставившая горожан подобными действами призывать святого Михаила?
Ответ пришел почти тотчас же. Распахнулись двери одного из домов, и вырвавшаяся оттуда стая волков с воем понеслась по главной улице городка. Комедианты, переодетые животными и младенцами, тотчас же повернули им навстречу, и началась чудовищная свалка.
