– Эффи, ну ты поторопишься или нет? – рявкнула Дина через плечо.
Она неслась к кинотеатру левой рукой придерживая норовивший свалиться на каждом шагу парик, а в правой сжимая мамины выходные туфли абрикосового цвета. Туфли Дина стащила из маминого шкафа буквально через пару минут после того, как Мэй Джонс ушла на родительское собрание, а потом, пока ее не было, целых полтора часа молилась в надежде, что мама: а) будет очень торопиться и так устанет после целого дня с третьеклашками в начальной школе на Спрус-стрит и споров с их родителями, что сразу ляжет спать и не обратит внимания, во сколько Дина выключила свет; б) не станет искать свои туфли. А туфли, надо сказать, идеально подходили к платьям нежно-абрикосового цвета, сшитых Диной и ее лучшими подругами Эффи и Лоррелл специально для конкурса ритм-н-блюза, проходившего в понедельник вечером в Детройтском кинотеатре. Без этих чудо-туфель Дина не смогла бы двигаться на сцене безупречно и грациозно. Хорошая новость – мама пришла домой действительно очень уставшей и, вместо того чтобы включить свет и потрепать Дину по плечу, лишь заглянула в комнату, а потом тихонько закрыта за собой дверь и устроилась под пледом на раскладном диване, не подозревая, что дочка лежит под одеялом при полном параде, одетая и накрашенная, и ждет, когда сможет улизнуть в темноту за своим глотком славы. Вы спросите, а какая тогда плохая новость? Мэй вернулась намного позднее, чем Дина планировала, более того – решила развеяться и немного почитать, а это означало одно – Дине пришлось ждать очень долго. Ну просто очень. А теперь «Дримфетки» опаздывали на конкурс почти на час.
– Слушай, я бегу так быстро, как могу, но на каблуках особо быстро не побегаешь, – фыркнула пышечка Эффи, заметно отставшая от более проворных Дины и Лоррелл. Ее брат СиСи, которому пришлось остановиться, чтобы подобрать с земли нотную тетрадь и сумку с косметикой, замыкал процессию. – Кроме того, мы опаздываем не потому, что я недостаточно быстро бегаю, мисс Ой-мама-поздно-пришла-с-работы, не пытайся все свалить на меня!
– Просто поторапливайся, – вышла из себя Дина, прибавив шаг.
Лоррелл, первой добежавшая до кинотеатра, встала как вкопанная перед главным входом. Навес украшало такое огромное количество лампочек, что они освещали чуть ли не весь квартал. Губы Лоррелл медленно расплылись в улыбке, когда она прочла афишу со словами:
СЕГОДНЯ
ДЖЕЙМС ЭРЛИ ПО ПРОЗВИЩУ ГРОМ
КОНКУРС ТАЛАНТОВ
От Детройтского кинотеатра, в пору расцвета роскошного заведения, в котором белой публике демонстрировали документальные ленты и немое кино, осталась только оболочка. Некогда шикарные кресла, ковер и великолепные красные портьеры после долгих лет застоя покрылись слоем пыли и плесени. Однако каждый понедельник кинотеатр оживал. Это был единственный вечер, когда обнищавшие владельцы позволяли цветным занять кресла в зале, а на местной черной радиостанции начиналась чрезвычайно популярная программа «Мотор-сити[1] ревю». Сюда стекались все, у кого был приличный костюм и два с половиной доллара на входной билет. Даже такие звезды ритм-н-блюза, как Джеймс Эрли по прозвищу Гром, местный паренек, прославившийся несколькими хитами в жанре «соул», крутившимися на негритянских радиостанциях, понимали: когда выступаешь с концертом в Детройте, то надо, чтобы твое имя всеми правдами и неправдами оказалось на афише в понедельник, если хочешь завоевать подлинную любовь Мотор-сити.
Дина пулей промчалась мимо подруги и шмыгнула в переулок, где конкурсанты в ярких роскошных смокингах и нарядах затягивались сигаретами и пили виски из полупустых фляжек, отдыхая от шумного действа, творившегося на сцене. Дина чуть было не врезалась в двух хорошо одетых дам с чемоданчиками в руках, которые выскочили из двери, очевидно, в пылу спора с мужчиной, догонявшим их и умолявшим остановиться и выслушать.
– Девочки, ну ладно, вы же не можете вот так взять и уйти. А как же шоу? Как же Джимми? – спросил мужчина, тронув одну из женщин за плечо.
– Марти, ты же знаешь, что у меня хорошо язык подвешен, говорить я умею, – ответила та, сбрасывая его руку. – А теперь посмотри, как я умею ходить.
– Джоан, сладкая моя, Джимми в своем репертуаре. Ты же знаешь, что он от тебя без ума. Без ума.
– Да ты что? Ну, передай этому обезумевшему кое-что, – сказала Джоан и повернулась лицом к Марти: – Скажи ему, что я тут на досуге раздобыла его номер. Телефонный.
– Ну, детка…
Она перебила:
– Домашний. Где он живет. С женой.
Подруга Джоан, такая же злая, как и сама Джоан, проскочила мимо Дины, замершей на месте при виде двух красавиц в изящных платьях, расшитых бисером, и украшениях, какие Дина если и видела, то только на картинках в журнале, когда удавалось его стащить и усесться читать в библиотеке вместо уроков. Глядя на их неземную красоту, Дина четко осознала, какая же она худенькая (не говоря уж о поношенном самодельном платьице), а их голоса, сильные, сочные, громкие, практически заставили ее вжаться в стену. Она подумала: неужели «Дримфетки» когда-нибудь смогут соперничать с такими взрослыми женщинами?
