Влада нажала кнопку с номером семь. Зеркала в лифте не, оказалось, пришлось копаться в сумочке, искать пудреницу. Так и есть, помада почти стерлась. Лифт тряхнуло, жирная розовая полоска чиркнула по щеке. Влада чертыхнулась, все, как нарочно, не по-людски. Дом какой-то дурацкий, лифт дурацкий, а мамино поручение самое дурацкое из всего. Зачем, зачем туда идти? Жили они как-то раньше без бабки и теперь бы обошлись. «Влада, детонька, сходи, проведай. Бабушка одинокая, кроме нас никого. Может она лежит бедная с инсультом, стакана воды некому подать». Тоже еще нашла несчастную старушку! Да бабка, наверное, их всех переживет. Вот пережила же она папу!
Влада протянула руку к звонку и с ужасом поняла, что напрочь забыла бабкино имя и отчество. Что-то замысловатое, для русского уха непроизносимое. Да она и слышала его пару раз, папа всегда едко называл ее: «пани мамуся».
Что делать теперь? Сказать: здравствуй, бабушка, язык не повернется.
За дверью звякнули ключи. В узком проеме показались сиреневые волосы и газовый шарфик блекло-голубого цвета.
– Что нужно? Денег на домофон не дам, в Бога не верю, картошка не нужна. – Послышался из проема бодрый голос.
– Я, Владислава Домбровская, Мишина дочка. – Свистящим шепотом произнесла Влада.
Сиреневые волосы подвинулись ближе. Морщинистые пальцы с маникюром ослабили узелок на газовом шарфике.
Открылась дверь квартиры напротив, соседка с любопытством оглядела Владу. И осталась стоять в дверях. Из пакета с мусором что-то капало.
– Добрый день, Стефания Юзефовна.
– Добрый, – буркнула бабка. – У вас пакет протекает, загадите весь коридор.
– Ой, ну надо же! Это в нашем магазине такие худые пакеты дают. – Тетка подвинулась ближе. – Я уже в ведро по два пакета ложу, все равно протекает.
– Ну, так ЛОЖИТЕ по три! – Рявкнула бабка и, схватив внучку за рукав, втянула в квартиру.
В полумраке прихожей поблескивало овальное зеркало в серебристой раме с завитушками. Влада машинально взглянула, ну вот, лицо испуганное, растерянное. Вскинула голову, губы поджала, она не побираться пришла, кто еще кому нужен, не известно.
Когда Владислава вышла на улицу, моросил мелкий дождь и сумерки делали силуэты размытыми и какими-то тоскливыми. Нужно было скорей добежать до метро. Зонт, вот растяпа, забыла в общежитии. Теперь запросто может испортить дорогой Светкин костюм. За «аренду» однокурсница просила не меньше курсовой работы. Вот курица тупая! Ничего не соображает, а шмотки модные и дорогие. Ну, ничего, Влада тоже когда-нибудь сможет покупать все что захочет, сама, а не как Светка на родительские деньги.
В метро толпился народ, час пик, ничего не поделаешь. Хотелось тишины, одиночества, все продумать, «разложить по полочкам» беседу с бабкой. Мысли путались, в уши назойливо лезли чужие разговоры. В горле противно пощипывало. Ну, точно, изжога началась. Это все бабкин растворимый кофе, в который по глупой гордости, Влада не положила сахар. И печенье не взяла, хотя есть хотела до обморока. Да и бабка не настаивала и не угощала. Стоит на столе вазочка с печеньем, хочешь, бери, нет, твои проблемы. Может она ждала, что деревенская тетеха внучка запустит пятерню в фарфоровую вазу и начнет метать все подряд и чавкать в придачу? Ох, как хочется скорее доехать до общаги. Тогда Влада закроется в душевой и сможет спокойно все обдумать. Сейчас в голове только отрывочные фразы, даже не фразы, а какие-то облезлые хвостики из слов и ощущений. Но что самое удивительное и даже обидное, в итоге, бабка ей понравилась! Это, уж вообще, ни в какие ворота! Хотя, не то что бы понравилась, а стала понятной, близкой что ли? Вдруг вспомнилось, как увидела на стене свое фото, большое в красивой раме. И долго не могла сообразить, откуда у бабки ее фотография, а у нее самой длинное белое пальто? Когда, наконец, дошло, что это бабуся в молодости, даже мурашки побежали.
Память тут же услужливо подсунула самое обидное детское воспоминание. Тогда Влада первый, и казалось последний раз, увидела бабку. Отец вдруг отпросился с работы и повез дочек в Москву. Владе было семь лет, сестре Аньке три года. Видимо мать не знала о поездке, отец собирал их сам. Теперь понятно, что выглядели девочки ужасно. Плохо расчесанные волосы криво заплетены в косички, сарафаны мятые и туфли «на выход» папа не нашел. Так и отправились в стоптанных сандалиях на босу ногу. В электричке было жарко, едко пахло потом. Влада сидела у окна, сестра на руках у папы. Рядом примостились еще две тетки. Тесно, душно. Одежда прилипала к спине. Рубашка отца стала мятой, под мышками мокрые круги. Когда до них добралась продавщица мороженного, остались только резаные пополам пачки крем-брюле. Палочки тоже закончились и Влада с Анькой перемазались до ушей. Мороженое таяло, коробки раскисли, сладкие капли падали на сарафаны, коленки и даже на сандалии.
После электрички надо было еще ехать автобусом. Аньке все нравилось, Влада злилась, интуитивно чувствовала, что ничего хорошего от поездки не будет. Сам дом и двор она не запомнила, в памяти осталась только круглая карусель. Мальчишки разбегались, держась одной рукой за железный поручень, и запрыгивали на ходу на деревянный круг. Отец оставил их возле телефонной будки и куда-то звонил. Потом усадил на скамейку, сказал надо ждать, сейчас придет бабушка.
