Цивилиzации

12 октября 1492 года Христофор Колумб, за два с небольшим месяца до этого покинувший со своей экспедицией испанский город Палос-де-ла-Фронтеру, достигает восточных берегов Индии — так он, судя по всему, в тот момент полагает. Однако в романе Лорана Бине «Цивилиzации» дальнейшие события складываются иначе, чем об этом рассказывается в учебниках истории. Первооткрывателю Америки не суждено вернуться из дальнего странствия, и в результате Новым Светом становится Европа — ее колонизует цивилизация инков.

Отцом этого жанра принято называть Тита Ливия. В девятой книге «Истории Рима от основания города» он описывает гипотетическое столкновение римлян с силами Александра Македонского — если бы его жизнь скоропостижно не оборвалась и если бы он обратил свои интересы в сторону Запада.

Конструирование вымышленной исторической действительности как литературное направление складывается с середины XIX века в Европе, а следом и в Америке. Появлением термина «ухрония» (uchronia) мы обязаны философу-неопозитивисту Шарлю Ренувье. Этот неологизм впервые встречается в его книге «Ухрония, или Историческая утопия. Исторический очерк развития европейской цивилизации, каким оно могло быть, но не стало» (1876). Иначе говоря, ухрония — описание прошлого, которого не было. Слово образовано так же, как и «утопия», которое вынес в заглавие своего знаменитого сочинения Томас Мор. Утопия, несуществующее место (от греческого οὐ, «не», и τόπος, «место», то есть «место, которого нет»[1]), и ухрония, «несуществующее время» (χρόνος), — безусловно, родственные, хотя и не идентичные понятия.

«Цивилиzации» — третий роман Лорана Бине, опубликованный на русском языке. Как и два предыдущих — уже упомянутую «Седьмую функция языка» и «HHhH»(исторический роман об операции по ликвидации в 1942 году в Праге нацистского идеолога Рейнхарда Гейдриха), — его отличает документальность подхода. Почти все, что, на первый взгляд, кажется фантазией автора, здесь не случайно: на втором плане всегда присутствуют источники фактов, исторических реалий, текстов, которые используются в виде скрытых цитат.

Правила этой формальной игры, заданные в романе «Цивилиzации», требуют, чтобы переписывание истории происходило с максимальной исторической точностью. У всех действующих лиц романа есть реальные прототипы. Сведения о них читатель может найти в примечаниях. Правители (Атауальпа, император Карл V, король Франциск I — лишь главные представители этой галереи), государственные мужи (Лоренцо Медичи, Мишель де Монтень), духовенство (Тавера, Меланхтон, Лютер, Пий V), воины (полководцы Чалкучима, Руминьяви, Кискис, адмирал Колиньи), пираты (Барбаросса, Дрейк), банкиры (Фуггер), творцы (Тициан, Микеланджело, Сервантес, Эль Греко) — всех своих персонажей автор скрупулезно вводит в исторический контекст. Бине не просто придумывает альтернативный сюжет: он постепенно и очень последовательно отходит от того, как все было на самом деле (точнее, от того, что нам об этом известно). Сохранены обстоятельства, независящие от людей, — как лиссабонское землетрясение 1533 года. Есть игра случая: в романе, в отличие от реальной истории, противостояние двух братьев-соперников приводит к поражению Атауальпы, а не Уаскара. Но в целом по ту сторону Океанического моря, в Старом Свете, ставшем Новым, вымышленный исторический контекст поначалу не так уж сильно отличается от того, что мы знаем об этом времени. Конечно, кое-чего явно не хватает: не началась колонизация Америки, но в остальном все идет своим чередом: правители занимаются политикой и ведут войны, испанская инквизиция преследует еретиков, в Германии распространяется лютеранство и еще не забыты недавние крестьянские бунты. Лишь появление чужеземцев постепенно начинает менять известный нам ход событий и судьбы их участников — порой роковым образом.

Среди документальных и литературных источников, бесчисленных скрытых цитат, создающих своеобразный «культурный слой» текста, к которым обращался Бине в работе над романом, стоит назвать хотя бы некоторые. В первой части, «Сага о Фрейдис Эйриксдоттир», это исландский эпос, главным образом (но не исключительно) — саги винландского цикла: «Сага о гренландцах» и «Сага об Эйрике Рыжем». Их канва то более заметна — особенно вначале, то обозначена пунктиром, но продолжает соединять вымышленное действие с тем, что мы воспринимаем как историческую реальность, сохраненную в этих литературных памятниках.

Во второй части, «Дневник Христофора Колумба», канвой служит подлинный дневник мореплавателя — поначалу хроника первой экспедиции повторяется почти слово в слово, но по мере того, как меняется ход событий, возникают расхождения. Цитируются в этой части и более поздние хроники, а также письма, обращенные к «их величествам», католическим королям Изабелле и Фердинанду. Даже мрачный настрой последних записей подсказан не столько авторской фантазией, сколько духом пессимизма, характерным для документов, написанных первооткрывателем Америки в конце жизни.

Забежав вперед, отметим, что литературным фоном завершающей четвертой части, «Похождения Сервантеса», как легко догадаться, станет роман прототипа одного из главных персонажей — «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». А в завершающих главах появятся отсылки к «Опытам» Мишеля Монтеня, философа и государственного деятеля — еще одного участника событий.