* * *
Апрель 1989 года
В Москве царил апрель. В тихом старом переулке деревья стояли голые, но под ними уже таяли последние островки серого снега, обнажая бурые пучки прошлогодней травы. Быстро темнело, стали загораться фонари.
На крыльцо старого дореволюционного особняка, на двери которого висела небольшая табличка «Арбенин Н. И. (прием по записи)», вышли двое. Михаил Зубарев, худой, жилистый мужчина лет тридцати, поддерживал под локоть заплаканную женщину и уговаривал:
– Не будет его сегодня – чего ждать? С утра позвоните, запишитесь…
– Там очередь на полгода вперед… У меня сын умирает!
– Ладно, – поколебавшись, решился Зубарев. – Давайте свой телефон, я ему передам…
– Нет-нет, я сама! – замотала головой женщина. – Пожалуйста!..
Михаил бросил взгляд на наручные часы, с трудом сдерживая раздражение.
– Приходите завтра, часам к двум – он точно будет! Все, идите домой, а то… – он осекся и замолк, увидев остановившуюся неподалеку иномарку.
Из машины выбрался смертельно усталый человек лет тридцати пяти, коротко стриженный, в черной водолазке с высоким воротом и черных же брюках. Он тускло посмотрел на женщину, скользнул взглядом по Зубареву и направился к офису.
– Николай Ильич?!..
Михаил выругался одними губами. Арбенин остановился, медленно обернулся и мрачно уставился на Зубарева, который только досадливо поморщился и с виноватым видом развел руками.
– У сына саркома – спасите его! Вот деньги, – женщина достала из кармана пачку купюр и протянула Арбенину. – Он для меня… Если его не будет…
Николай с каменным лицом достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку. Набросал пару строк, вырвал лист и протянул его женщине.
– Что это?
– Телефон онколога, – ровно проговорил Арбенин. – Очень хороший врач. Скажете: от меня.
– Не надо врача, нет! – растерялась женщина. – Они говорят: всё… Два-три месяца… Вы же знаете, какие у нас врачи?.. Только на вас надежда!
– Извините, – устало бросил Николай и быстро направился к лестнице.
Губы женщины задрожали. Потом в глазах ее вспыхнула ярость, и она бросилась вслед за Арбениным:
– Гад! Сволочь!!!
Зубарев едва успел перехватить ее у самых ступеней, а она, вырываясь, с ненавистью и отчаянием голосила:
– Будь ты проклят!!! Проклят!
Арбенин, не замедлив шага, еле слышно выдохнул:
– Я уже давно проклят, – и исчез за дверью.
Июнь 1988 года
Теплым летним утром Арбенин с огромными тряпичными сумками в обеих руках вышел из подземного перехода. И пусть Николай не брился дней пять, зато на нем были модные «пирамиды», джинсовая «вареная» рубашка навыпуск и синие кроссовки «Адидас» подмосковного производства – последний писк моды.
Он не спеша направился в сторону лотков, возле которых шла обычная суета. Продавцы доставали набитые товаром сумки из стоящих неподалеку машин, раскладывали на прилавках косметику, тонкие самодельные книжки, магнитофонные кассеты, развешивали одежду…
Какой-то парень клеил на стены яркие плакаты с призывами посетить первый в СССР конкурс красоты, концерт группы «Мираж» и грандиозное лазерное шоу. Проходя мимо него, Арбенин вдруг остановился как вкопанный и пристально вгляделся в лицо жгучего брюнета с длинными, забранными в хвост волосами. Надпись на плакате гласила:
ВИКТОР СТАВИЦКИЙ. ТАЙНАЯ СИЛА
Загляни в себя. Исцели свою боль
10–25 июня, ежедневно, в 19.00
ДК им. Луначарского
Арбенин постоял немного, усмехнулся и пошел дальше.
Его столик был зажат между двумя лотками с одеждой. Одним распоряжалась Лариса Баяршина, крупная, энергичная молодая женщина. Ее товар – яркие розовые, салатовые, бирюзовые платья на кнопках, серые мужские блузоны, тоже на кнопках, – был модным в прошлом году, но и сейчас неплохо расходился. За вторым лотком с шелковыми юбками-брюками всевозможных цветов и размеров бойко торговал улыбающийся, излишне суетливый худой мужчина в очках. Николай не знал его имени, да и не очень-то и хотелось.
Свой столик Арбенин всегда делил на две половины. Справа он обустраивал кожаное царство: проклепанные ремни и ремни с цепями, перчатки без пальцев, браслеты с заклепками и шипами. Также раскладывал там пряжки для ремней, авиационные очки и массивные перстни. Левую половину Николай отводил под большие круглые значки с различными надписями: «Партия, дай порулить!», «Главное – начать!». «Не ищу легких путей. Лень», «Мужик, 100 %», «Хочу замуж», «Хочу перемен», «Ларису Ивановну хочу», «Обману и брошу за одну ночь»; «Злостный нарушитель сухого закона»…
На задней стене и по бокам, на стойках, он развешивал футболки и балахоны – либо с теми же надписями, что и на значках, либо с логотипами групп «Кино», «ДДТ», «Наутилус», «Алиса», с портретами Кинчева, Цоя…
Затем Арбенин садился на табурет и раскрывал какой-нибудь журнал, иногда отвлекаясь на покупателей.
Вот остановился парень в косухе, взял один из браслетов, повертел.
– Самопал?
– Ливерпульская ковка, – не отрываясь от журнала, отозвался Николай.
– Ага… – парень фыркнул, но достал из кармана десятку. – Ладно, давай.
Николай отложил «Новый мир» № 5 за 1988 год и встал, чтобы отсчитать сдачу.
– Посторонись! – раздалось в проходе, и к лотку Баяршиной пробрался улыбающийся во весь рот чернявый мужчина лет сорока, с двумя большими коробками на плечах.
