Максим Самохвалов
ЧЕРТОВО ОЗЕРО
Озерцо у нас непростое, с двойным дном. То есть, настоящее дно там одно, но в середине плавает слой торфа. Если нырнуть слишком глубоко, то пробьешь торф и окажешься там, откуда уже не возвращаются.
Вчера утонул Нестор, пасечник, у которого мы покупали мед. Я и думаю, как можно купаться в озере, где уже столько мертвых людей? А ведь идут и идут. Из нашей деревни, из соседней. Весело кричат, перекидывают мячики, плавают наперегонки, а там, в глубине, распухшие мертвецы! Я никогда не пойду купаться на это озеро.
Вечером, за ужином, моя двоюродная бабка сказала, разламывая хлеб:
- На кладбище синие цветы появились. Озеро "исть" хочет.
Мне стало страшно, тем более, опять выбило пробки в деревенском распределителе, так что ужинали при свете керосинки. Мой двоюродный братец уставился на бабку, а потом спросил:
- А почему на кладбище растут синие цветы?
- Рано такое тебе знать.
Я вспомнил, что точно также, лет пять назад, бабка мне ответила, когда у Речниковых умер дед. Бабка попросила меня зайти к ней и сказать "когда гроб привезут на тракторе".
- А что такое гроб? - спросил я тогда.
- Рано тебе это знать, - ответила она мне.
- Туда кладут мертвых людей, - сообщил мне братец на ухо.
Когда привезли тот самый гроб, солнце отразилось в струганных досках, я испуганно смотрел, как сверкает в кузове трактора эта страшная вещь. То ли утренний дождь намочил дерево, то ли свежие сосновые доски умеют отражать свет, не знаю. Было страшно. Даже цветы в палисаднике, и деловитые толстые шмели не вызывали у меня радость в тот день, все казалось перечеркнутым смертью, случившейся у Речниковых.
Я прибежал к бабке в покосившийся дом, долго стучал, но она не открывала. Тогда я пошел через двор, стараясь не смотреть в ту сторону, где около лестницы стоял розовый памятник с могилы моего деда. Когда памятник сгнил, родственники заказали в мастерской металлический, а этот привезли и поставили бабке во двор. Памятник был сколочен из ящичков разного размера, раньше так делали. Например, в самом низу был широкий ящик, выше чуть меньше, вроде как тумба с наклонными стенками, а еще выше маленькая коробочка. А на коробочке металлический крест с двумя перекладинами. Самая нижняя - косая, я где-то читал, что она одним концом указывает на землю, а другим на небо. Мне было страшно смотреть на этот памятник.
Когда я застучал кулаком в обитую черным войлоком дверь, бабка долго не открывала, а потом, наконец, вышла.
- Привезли? - строго спросила она у меня.
- Привезли, - я кивнул.
А еще мне казалось страшным то, что гроб привезли именно на тракторе. Я тогда не сообразил, что в деревню не всегда проедешь по раскисшим дорогам, казалось, что это специально.
И теперь мы сидели около керосиновой лампы и ели суп. Мои тетки, обычно разговорчивые за столом, молчали. Только когда принесли картошку, я понял, что еще кто-то утонул. После ужина братец мне сказал, что утонул Витька.
Витьке было двадцать лет, он каждый день бегал до самой Листвянки, тренировался. И еще он молотил кулаками ствол засохшей яблони, нарабатывая мускулы. Мне казалось диким, что такой здоровяк мог так просто утонуть.
- А он тоже не смог пробить торф? - спросил я у братца.
- Может и смог бы, но водоросли на нижнем дне могли опутать его ноги, не пустить наверх.
- Там и водоросли есть?
- Конечно. Ты слышал, что бабка сказала? Озеро есть хочет. Кто там, по-твоему, ест? Водоросли и едят.
- Зачем тогда ты ходишь туда?
- Главное не нырять, - ответил братец, - правда, из-за холодной воды может свести ногу.
- И что тогда?
- Ничего! Утонешь и все. И водолазы не достанут. Потому что второе дно.
Вечером я сидел на скамейке перед домом, и слышал, как разговаривают тетки на веранде.
- Это озеро надо вообще засыпать.
- Засыпали уже. Земля проваливается. Пять самосвалов в прошлом году вывалили, и как не бывало.
- Пять это мало.
Ночью меня разбудил братец. Он светил в глаза своим дурным фонарем, да еще стучал указательным пальцем по моему лбу.
- Пойдем на озеро, сходим.
- Пошел к черту!
- Нет, мы не полезем в воду. Там, говорят, ночью, из озера руки высовываются.
- Чьи руки? - я окончательно проснулся.
- Тех, кто утонул. Говорят, один мужик погиб, а у него на руке часы были. И эти часы видели. На руке.
- Кто видел?
- Степан.
- Он алкоголик.
- Он уже давно не пьет. Пошли. Вставай же, ну!
- Пошел к чертям свинячьим! Никуда я не пойду!
- Тогда ты предателем будешь, понял!?
- Я сейчас всем расскажу. Теток разбужу, они тебе покажут.
- Попробуй.
Я услышал, как братец собирается у вешалки. Моргает слабенький фонарик. Громыхают сапоги.
- Ты идиот? - шепчу я громко.
- Спи, спи, предатель.
Через двадцать минут, мы идем к озеру. Ночь холодная, светит луна. Около озера очень тихо. Блестит черная вода.
- Нет тут ничего!
- Надо подождать.
Мы ждем, сидя на берегу. На мостки я отказался идти. Не знаю, какие там руки, и могут ли они утянуть под воду, но поскользнуться можно запросто. И в одежде ухнуть прямехонько под второе дно. Если у братца нет мозгов, то у меня они есть.
