На площади Курского вокзала, прямо в грязной мартовской слякоти лежит труп мужчины с бритой наголо головой. Руки разбросаны, драная куртка и рубашка задраны до груди, обгаженные штаны спущены до колен, тело обнажено. Этот посмертный «стриптиз» — дело рук вокзальной милиции. Осматривали «на предмет» ножевых и огнестрельных ран или других повреждений. Такова инструкция. Теперь стражам порядка не было больше никакого дела до еще одного подохшего под забором вокзального бомжа. Перевозка из морга, как всегда, не торопилась.
Часы показывают полдень, площадь кипит народом. Бомж лежит по ту сторону павильонов торгового ряда и от вокзала не заметен. Однако персонал автостоянки в черной форме с бляхами и кокардами его видит очень хорошо. Останавливаясь поодаль, на мертвого смотрят носильщики в сером. Прохожие и пассажиры, кому случилось проходить рядом, стараются поскорее миновать страшноватое место.
Заключение о причинах смерти будет: острая сердечная недостаточность от алкогольной интоксикации.
Ни сейчас, ни впоследствии никто не узнает, что неделю назад вокзальный бомж по кличке Оглы похмелялся на пару с высоким белобрысым мужиком, одетым как бич, но на бича не похожим.
Пушистые белые хлопья неестественно плавно спускаются с серого неба. Старые дома, дворы колодцами. Над Невой ударила пушка.
Длинная похоронная процессия движется медленно, но все же быстрее, чем падает снег. Впереди — батюшка в запорошенной рясе.
— Сколько же ей было?
— Господи, да шестнадцать всего!
— Семнадцать.
— Какая разница, господа. Все равно ужасно.
— Это правда, что она лечила?
— Половина из тех, кто идет за гробом — ее пациенты.
— И как же? Наложением рук? Заговором? Экстрасенс?
— Отнюдь. Просто смотрела в глаза, и самые безнадежные исцелялись. Это было чудо, чудо.
— Говорят, она уже в лет пять безошибочно указывала, где у человека опухоль или боли. Еще сама не знала, как что называется. Предсказывала болезни.
— Я слышал, цвета различала с завязанными глазами…
— Батенька, ну при чем здесь… Подумайте, скольких она могла бы еще исцелить?
— И что же… сама?
— Сама. Вроде приняла что-то такое и — тихо отошла. Вон, ангелом лежит, цветик лазоревый…
— Но причина?
— Даже ангелы умирают от неразделенной любви, господа.
— Отчего же с отпеванием? Ведь не полагается?
— Особое разрешение, значит, за сотворенные во земное житие добрые дела.
— Красивая девочка какая…
— Ангел, чистый ангел.
— А венков-то, венков…
Один из идущих в толпе за гробом — высокий мужчина со светлыми глазами — нес удивительно красивый букет. Снег лежал на его непокрытой голове, скрывал волосы, а то бы можно рассмотреть, что они такие же светлые, как и глаза.
Одно из отделений милиции Октябрьского района города Орска Оренбургской области. Два часа ночи. Август. Пекло.
За решеткой помещения для задержанных, в просторечьи — «нулевки», маются двое парней семнадцати и двадцати двух лет. Они взяты с поличным и уже признались, стоило угостить их парой затрещин.
На совести подонков семеро замученных малышей.
Нормальному человеку не понять мотивы подобных извергов. Может быть, они психически больны, это определит экспертиза.
Их искали давно. Трупы, вернее, что от них оставалось, парни по ночам сбрасывали в горячие отвалы никелевого комбината в стороне поселка Первомайский.
Одной из их жертв был десятилетний Витек Первушин.
Хулиганистый, непослушный, доводивший до слез пожилую мать малек. Обожал тереться на центральной площади у театра, где всех желающих обыгрывал в «орлянку». Однажды под большим секретом признался приятелю, что просто видит, как переворачивается монета, и даже может посчитать обороты.
Если бы за три недели до своей жуткой смерти Витек не сыграл с высоким, светловолосым и почти незагорелым приезжим, то со временем освоил бы еще очень многое.
Например, смог бы «замедлять» и «убыстрять» темп своих движений, видеть в частях спектра, недоступных обычному глазу, слышать звуки, не воспринимаемые человеческим ухом. Это называется — менять скорость и диапазон восприятия. Витек Первушин смог бы изменять его в десятки и сотни раз.
Но они встретились.
Приезжий не очень хотел играть. Он только спросил, тот ли он Витек, о котором ходят легенды, и, услыхав утвердительный ответ, подарил десятидолларовую бумажку. Польщенный пацан уговорил приезжего сыграть «на просто так». Приезжий выглядел печальным. Его поджидали «Жигули» голубиного цвета с московскими номерами.
Как Витек не знал о своей судьбе, так и приезжий, пока не прочел в газетах, понятия не имел о двоих, что тряслись сейчас на не слишком чистом полу за толстыми прутьями, симулируя припадок.