– Застоялся груздь, да сгодился. Не зачервивел.
Камердинер, принесший на вешале мундир, смотрел хмуро.
– Грузди не червивят. Во всем губернаторстве Вашего высокопревосходительства такого мундира не сыщешь.
Слуги за господ – горой, подмывало съехидничать: «А в Петербурге?» Не стал дразнить доброго старика.
Сидя на деревянном легоньком креслице, Михаил Илларионович смотрел на своего величавого двойника, будто из самого детства.
Шестьдесят шестой! Что заслужено, вот оно: ордена, ленты, эполеты. Впрочем, немилости тоже напоказ. Генерал от инфантерии – высоко, но тринадцатый год без повышения.
Бога неча гневить: двадцать семь лет в генералах. Ступенек у лестницы, по коей лез наверх, сразу и не сосчитаешь. Капрал, каптенармус, кондуктор, прапорщик… Первый бой – в девятнадцать, под Варшавой. Это сколько же? 1811 минус 1764… Сорок седьмой год! 28 июня – сорок семь.
Ордена, как судьба. Вот Владимир II степени. Представил матушке Екатерине, когда возвращалась из Крыма, Полтавскую битву на Полтавском поле. А вот Владимир I степени. За рану под Аустерлицем. Подслащенная отставка. Иное дело Святая Анна. Тоже за рану. Пуля ударила в щеку, вышла в затылок. Се было под Очаковом. Тогда и Суворов получил ранение, в шею. Орден даден за то, что жив остался.
А се – славные кресты Георгия Победоносца. Первый за бой у Шумны, близ Алушты, в Крыму. За чудо. Пуля ударила в висок и вышла под глазом. Рана смертельная, но Богу нужен на земле. Императрица Екатерина, дорожа своим Кутузовым, поправлять здоровье отправила за границу. Повидал Европу: Германия, Италия, Франция, Голландия, Англия…
Второй Георгий за Измаил. За дело.
Что прожито, то прожито.
Сердце было покойно. Не осталось в нем вожделения новых эполет, наивысших орденов, вельможных титулов. Слава богу, не иссякло стремление служить русскому оружию.
Гонец везет рескрипт о назначении командующим Молдавской армией. Корпусным начальником не сгодился, а вот командующим – милости просим. Приспичило!
– Одеваться? – спросил застоявшийся в сторонке камердинер.
– В чемодан! Тяжелехонек. Поеду как есть. Неприятеля генеральскими звездами не испугаешь.
– А для проводов?
– Проводы… – Михаил Илларионович даже сопнул. – Да ведь чай не Петербург! Вильне я и этакий сгодился. Для дороги, для войны – в сюртуке удобнее. Столь ладно пошитого сюртука ни у единого губернатора нет.
Что верно, то верно: Кутузов носил отменное белье и рубашки, сюртуки шиты были мастерами из превосходнейших тканей. Даже чрезмерная тучность не шла в ущерб костюмам Кутузова. Но была еще одна причина, не позволявшая носить на войне парадные мундиры. Всю кампанию, сколь бы долгой ни была, Михаил Илларионович спал не раздеваясь.
– Ну, что ж, голубчик, поглядели, подивились на звезды – и ладно! – Кутузов поднялся с кресла, подошел к мундиру, дотронулся до эполет, до орденов. – Всё за труды… А время-то вон как скачет – обедать пора.
Обед был приготовлен самый изысканный, но ели с губернатором всего пятеро офицеров, коих он брал с собою в Молдавию.
– В весну, господа, отправляемся, – сказал Михаил Илларионович, ласково поглядев на каждого. – Молдавия страна зеленая. В том краю даже церкви строят, глядя на ели. Почти все двуглавые. Подняты шатры высоко. В Молдавии Бога любят… А в Литве – поесть. Каковы повара!
Польские изощренные подливы на литовский лад умиляли Михаила Илларионовича. Болезненная государственная неполноценность оборачивается превосходнями достоинствами в сферах самых неожиданных.
Парки литовских магнатов переняты у ясновельможной Речи Посполитой, но, почти всюду, великолепнее. Ежели у Потоцкого в его парке сотня оленей, то у Радзивилла их будет тысяча. Польки одарены красотою и щедры на любовь, литовки же охочи до ласк вдвое, любой иноземец для них желанен.
Михаил Илларионович и одним глазом видел: все его три горничные, ревнуя господина друг к другу, прислуживают с особою интимностью. Интимность сия свойства тончайшего, распаляет скрытной страстностью, охотою первенствовать среди соперниц.
Все это ужасно трогало. Старый сатир, так называл Кутузова император Александр, испытывал самую нежную благодарность к своим красавицам – превосходнейшим в Литве. Увы! Долгая дорога из Киева, а в дороге он дважды болел, и болел тяжело – поубавила былой прыти. В Киев ездил в отпуск, распорядился с недвижимой собственностью.
Военным губернатором Киева Кутузов служил год четыре месяца, и еще год четыре месяца числился на оной должности, будучи командующим главного корпуса Молдавской армии. Интригами фельдмаршала Прозоровского и особливо жены его, статс-дамы Анны Михайловны, Михаил Илларионович и оказался в военных губернаторах Вильны.
Ехал в сии края, как в изгнание. После Киева губернаторство в Литве – утрата первостепенных государственных: высот, явная немилость. Но в тоску вгоняло иное: до воровства и взяточничества во всю свою жизнь не опускался, а жить предстояло на жалованье весьма скудное. И что же! За год и восемь месяцев Михаил Илларионович не токмо смирился с новым своим положением, но обрел столько привязанностей, что уж и не желал снова влезать в шкуру вершителя истории.
