После исчезновения с карт политической географии государства Советский Союз в мире и самой России у политиков, общественности и обывателей возникла эйфорическая уверенность, что наконец-то наступил век благоденствия. Завораживающее слово «демократия», будоражившее сознание диссидентов, обрело реальную историческую перспективу.
Журналисты получили возможность писать все, что придет в голову, кинематографисты — снимать гениальные ленты, а писатели — создавать мировые шедевры, не подлежащие официальной цензуре. Получивший право частного предпринимательства, «народ» мог теперь нежиться в объятиях свободного бизнеса, и исчезновение «коммунистической угрозы» давало возможность государствам планеты переплавить баллистические ракеты «на орала».
Однако все оказалось не так просто. Все получилось совершенно иначе, чем думалось приверженцам нового мышления. Мир по-прежнему сотрясают войны, столицы государств вздрагивают от взрывов террористов, а растерявшиеся политики ведущих стран не видят выхода из ползучего кризиса перепроизводства и растущей в связи с этим безработицы.
Но ведь все это уже было. Те же самые проблемы волновали людей, живших и сто лет назад; получается, что за минувшее время человечество ничему не научилось. Более того, с отказом от идеи построения коммунистического «светлого будущего» мир потерял всякую осмысленную цель своего существования.
Сегодня, далее в экономически развитых странах, правительства встали перед проблемой: как поддержать рост производства? Как сдержать катастрофический взрыв безработицы? На какие деньги содержать «бесполезных для общества» пенсионеров, финансировать образование и медицинское обеспечение?
Выхода из экономического тупика не видит никто. И перед думающими людьми все отчетливее проступает истина, что в общественном сознании наступил кризис конструктивных мыслей. Кризис идей. Поэтому не случайно ищущий взгляд многих современников все чаще возвращается к опыту прошлого.
Светила кино и эстрады, которым страстно поклоняется сегодня досужая публика, — это только падающие метеориты. Настоящие звезды человеческой вселенной — великие люди, и яркость их, как мерцание галактик, ощущается даже через эпохи, отдаленные глубиной истории.
Карамзин в своей «Истории государства Российского» писал: «Настоящее бывает следствием прошедшего, чтобы судить о первом, надлежит вспомнить последнее». История XX века не может сложиться в целостную картину без внимательной оценки и понимания той роли, которую сыграл на этом отрезке развития цивилизации И.В. Сталин.
Писать о Сталине трудно в первую очередь потому, что в период воцарения агрессивного антисталинизма из общественного обращения было изъято множество документов и источников, позволявших объективно оценить события и факты, имевшие место в реальной жизни. Объективность выворачивалась наизнанку. Трезвость суждений заменялась банальной мифологией.
«Критика» Сталина в СССР, начатая с 1956 года «секретным докладом» Хрущева, была идеологически узаконена и регламентирована учебником «Истории партии». Все выходившее за рамки этой очернительской кампании партийными функционерами подвергалось жесточайшей цензуре и вымарывалось уже при редактировании публикаций.
Не лучше обстояло положение и во «внешнем» мире. Авторы исследований о Сталине за рубежом, включая Армстронга, Даниэлиса, Дойчера, Карра, Леонхарда, Мейснера, Шапиро, Хиглера, были вынуждены пользоваться источниками сомнительного и откровенно тенденциозного, враждебного по отношению к нему характера. Для большинства книг и публикаций ориентиром стали пристрастные «сочинения» о своем противнике Троцкого. Кстати, это понимали и подчеркивали более добросовестные авторы.
Вся антисталинская мифологическая литература была откровенно тенденциозна и имела целью умышленное уничижение образа Сталина как государственного и политического деятеля, извращая человеческие черты этой личности. Деятельность руководителя Советского государства представлялась как сплошная цепь ошибок и просчетов, трагедий и преступлений. Фигура Сталина рисовалась в ореоле «жестокости и террора», обильно размазанных поверх его портрета очернительными мазками.
В сознание общества внедрялся «одноплановый образ маниакального тирана, недалекого и невежественного, мстительного, завистливого и патологически подозрительного, постоянно озабоченного поисками мнимых врагов и жаждущего всеобщего восхваления». Поражают примитивизм, убогость таких авторских оценок, выражающихся в попытках свести все к тривиальным истинам. Это свидетельство неспособности к трезвому анализу.
Впрочем, люди любят принижать вождей до уровня своего понимания. Как образно отмечает в книге «Очищение» Виктор Суворов: «Нас учили оценивать результаты... политики Сталина на чисто эмоциональном уровне. Нас учили мыслить так, как мыслит пьяный, которым движет чувство, а не рассудок. Не пора ли посмотреть на события трезвым взглядом, а не через пьяные слезы?»
Сталин жил в определенную эпоху, в конкретной исторической обстановке и психологической атмосфере сложного времени. Рассматривать его жизнедеятельность в отрыве от этих обстоятельств объективной реальности по меньшей мере некорректно.