Там, где седой Днепр Славутич, пронеся свои широкие воды по раздольным равнинам Украины, круто поворачивает на юго-запад, начинались знаменитые днепровские пороги: Кодацкий, Сурский, Лоханский, Звонецкий, Княжин, Ненасытец, Ревучий, Вольпинский, Будиловский, Таволжанский, Литний, Вольный.
С ревом неслись воды Днепра через эту каменную препону и, пробившись, вольно разливались по широкому необъятному низовью, вплоть до Черного моря. В этом половодье словно рассыпались сотни больших и малых островов, среди которых Хортица (Большая и Малая), Великий, Томаковка, Базавлук… Здесь все, кому удавалось уйти от ненавистного пана, находили себе место и, построив засеки («сечи»), своеобразные укрепления от нападения татарских наездников, оседали в них, считая себя вольными людьми, казаками.
Пробыв лето на Запорожье, казаки на зиму шли в ближние города: Киев, Черкассы, Переяслав… Одним из таких «городков-зимовников» был Чигирин, куда в 1593 году прибыл Михаил Хмельницкий, отец будущего гетмана Украины. Раньше он служил на Львовщине у великого коронного гетмана Станислава Жолкевского, а в 1592 году перешел на службу к польскому магнату Яну Даниловичу. Это было время, когда правительство Речи Посполитой[1], стремясь обезопасить розданные шляхте[2] «пустынные места» на Украине, обжить их и закрепить за собой, образует на восточных границах сеть магнатских латифундий. Предписывалось создавать их и в районе Чигирина. Туда-то и послал Данилович пользовавшегося у него доверием Хмельницкого «устраивать чигиринские земли и основывать на них новые поселения».
На Украине начинаются выступления народных масс против колониального режима, установленного шляхетской Польшей. К тому же в октябре 1596 года в Бресте была провозглашена уния православной церкви с католической. Православная религия оказалась на положении незаконной. Рядовые украинцы и белорусы не признавали унии и выступали против нее. Правительство Речи Посполитой решило проучить непокорных. По всей Украине «огнем и мечом» прошло коронное войско.
Украйна плачет, стонет-плачет!
Летит на землю голова
За головой. Палач лютует,
А ксендз безумным языком
Кричит: «Tedeum! Аллилуя!»
Тогда-то, 27 декабря 1595 года, в семье Михаила Хмельницкого и родился сын Зиновий. Поскольку родился он на третий день рождественских праздников, когда отмечалась память святого Федора Начертанного, по святцам получил он и второе имя — Богдан (перевод греческого имени Федор, богом данный).
Из летописи Григория Грабянки[3]: «Летописец польский Веспесиан Коховский, пишучи Хмельницкого начало, вспоминает от жмудской страны родом его быти, а от иных свидетельству от Лисянки, украинского града. А ще оттуда или отсюда, а перве от Жолкевского дома приложится. Когда же Ивану Даниловичу воеводе русскому староство Чигиринское от короля дано бе, тогда Хмельницкий пойде тамо, и бе писец, написуя поимения от людей дани. Тут, мало пожив, поимел жену, и роди от нея сына Зиновия (его же после Богданом нарекоша)».
С детства был Богдан любознателен и склонен к учению. Очевидно, обучался он сначала дома, а со временем в одной из приходских школ Киева.
Вскоре пришло время отдавать Богдана в «настоящую науку». Отец вначале колебался, куда послать сына учиться. Дело решил Станислав Жолкевский. В это время Ватикан все больше укреплял свои позиции. Папский нунций постоянно находился при королевском дворе, участвовал в решении важнейших государственных дел. Каждый поляк обязан был ревностно служить «святому престолу».
Для насаждения католицизма на Востоке Ватикану нужны были кадры из местных жителей. Ревностный иезуит и ненавистник православной веры Станислав Жолкевскии по подсказке Ватикана в 1608 году основал во Львове латинскую школу, или, как ее называли, иезуитскую коллегию. Именно туда и предложил он Михаилу Хмельницкому отдать сына. Ослушаться означало навсегда навлечь на себя гнев влиятельного лица в государстве.
В конце 1608 или же начале 1609 года повез Михаил Хмельницкий сына во Львов, где в деревянном доме рядом с костелом иезуитов, который еще возводился, разместилась иезуитская коллегия. Здесь ученикам внушалось, что «каждый польский шляхтич от рождения есть солнце». Можно себе представить, что ощущал в этих условиях Богдан.
И все же с первого дня учебы Богдан был не хуже других, а вскоре стал и первым учеником школы. Он изучал поэтику, теологию, историю; познакомился с греческими авторами Геродотом, Ксенофонтом, Платоном, Плутархом, римскими — Саллюстием, Ливием, Горацием, Овидием, Тацитом и другими. Хорошо изучил польский язык и латынь. Все это очень пригодилось ему в будущем.
Из преподавателей коллегии известно только имя иезуита Андрея Гонцеля Мокрского. Он был доктором богословия, известным проповедником католицизма и автором панегириков. Польские хронисты свидетельствовали: «Ксендз Мокрский был иезуитом и учил в школах, он читал Хмельницкому поэтику и риторику».
Трактаты Мокрского отличались ненавистью и презрением к православию, украинцам и русским; в каждом слове восхвалялась польская шляхта и католическая вера. Православную веру он называл не иначе как «казацкой, наливайковской».