Над Киевом ветер собирал тучи, они плыли низко, цепляя голову огромной железной женщины, которая высилась на правом, холмистом берегу Днепра.
Давным-давно взрыв ракеты раскроил ее череп, оставив широкую черную трещину, – будто великан ударил топором. Правая, сжимающая меч рука отломилась и лежала у берега Днепра.
За прошедшие после Погибели годы река сильно обмелела: обнажилось дно у берегов, показались ржавые остатки речных барж и катеров, заросшие грязью коряги, всякая рухлядь и кости. Бывшие острова стали холмами с илистыми скользкими склонами. На середине русла текли бурные ручьи, и лишь в сезон дождей вода прибывала, хотя до прежнего уровня все равно никогда не поднималась. Да и другая это была вода – Днепр стал мутно-зеленым, радиоактивным, он приносил с Русской равнины трупы животных и людей, и пить из него было теперь нельзя, даже если пропустить воду через дорогие угольные фильтры, которыми торговали заезжие купцы на Майдане.
Рука статуи торчала из дна возле правого берега, огромные пальцы сжимали меч, клинок смотрел в хмурое небо – будто покосившееся надгробие над былой славой стольного града, который Нестор когда-то назвал матерью городов русских.
Ныне никто не помнил древнего летописца, канувшего в Лету вместе со своими писаниями. Его мощи больше не почивают в пещерах Лавры – Орден Чистоты много раз перестраивал подземные убежища. Чтобы кислотные дожди не просачивались внутрь, монахи укрепляли своды железными балками, заливали пустоты в простенках особым раствором, а снаружи, на склонах холмов, возводили из арматуры и старых покрышек все новые заслоны против оползней.
…Зашипела канифоль, паяльник коснулся платы. Прижав конденсатор, Баграт подул на капельку олова – контакт сел намертво. Теперь можно передохнуть, заодно собрать пульт и все проверить.
Владыка сел прямо, помассировал шею и подвигал плечами, разгоняя кровь в затекших мышцах. Опять склонился над столом. С внутреннего двора Лавры доносился мерный рокот дизель-генератора, который днем включали очень редко. К нему Баграт давно привык, потому что любил работать по ночам, даже иногда спал прямо в кресле, положив ноги на покрытую темно-серым сукном столешницу.
Справа в поворотном штативе горела лампа, рядом с нею на подставке лежал паяльник. Провода от приборов тянулись к розеткам, утопленным в боковину стола. Стены были обшиты красным деревом. За спиной Владыки стоял сейф, сработанный под платяной шкаф – в Киеве плотническое дело в почете, Баграт приложил к этому руку, устроив при Храме столярный цех.
Опустив плату в прямоугольный корпус из черного пластика, Баграт пробежал взглядом по серебристым дорожкам пайки, сдул успевшую осесть на деталях пыль и закрыл коробочку крышкой. Раздался щелчок. Владыка убедился, что крышку не перекосило и что штекеры вошли в разъемы, как им положено. Эксперимент предстоит опасный, поэтому все должно работать как следует. По бокам из корпуса торчали два тумблера; переключив оба в нижнее положение, он отложил пульт, надел большие очки, гладкий металлический шлем, выдернул штепсели из розеток и повернулся к сейфу. Отворив дверцу, аккуратно взял с полки прозрачный цилиндр-контейнер и поставил на стол. Теперь действовать надлежало с удвоенной осторожностью.
Ядовитый зеленый свет разлился по кабинету, заиграл сполохами на стенах. От контейнера веяло холодом. Болеслав[1] предупреждал, что долго смотреть на сияние не стоит, зрение посадить можно. Старик всегда работал с контейнером в особых очках и шлеме, которые сейчас были на Баграте, и все равно пострадал. Технологии доминантов почти не изучены, известны лишь некоторые устройства: силовая броня, проектор, биоклоп. Этот последний висел сейчас внутри цилиндра – слегка приплюснутый шарик, размером с дикое яблоко, с тонкими, как у стрекозы, крылышками. Едва уловимое жужжание доносилось сквозь стекло. Как устроен контейнер, какая сила не дает клопу разрушить хрупкие на вид стенки, Баграт не знал. Болеслав едва головы не лишился, когда, разбираясь в особенностях биоклопа, по неосторожности выпустил летающую тварь, – получил от нее крыльями по горлу. Старик тогда потерял много крови, едва откачали. Клоп с хирургической точностью рассек голосовые связки, но не убил Болеслава. И тот таки умудрился поймать клопа и упрятать в контейнер. Но после того случая лишился возможности говорить и совсем мозгами поехал, на людей стал кидаться, как голодный мутафаг. Баграт не успел толком понять, что случилось с ученым: с севера в предместья Киева хлынули беженцы, спасаясь от эпидемии земляной лихорадки, пришлось срочно карантинные лагеря да заставы ставить; потом в Харьков к оружейникам мотался и с Лигой фермеров о поставках продовольствия вопросы решал, – а когда вернулся в город, Болеслава в Твердыне уже не было.
Пропал. Может, сам ушел и сгинул где-то в Пустоши, а может, кто-то помог ему исчезнуть. Хорошо, что его записи остались, Баграт их в сейфе хранил, вместе с ценным артефактом…
В наручных часах прожужжал зуммер, и тут же взрыкнул дизель-генератор во дворе, засопел, как загнанный охотником мутафаг, и отключился. Вот и подошло время испытания: все приборы в Лавре обесточены.
