Вступление (переводчика):
Конфликт утопий
Башня — синоним организованного отступления, сопротивления, особой позиции, но также и синоним смешения языков, подобного тому, что произошло при строительстве Вавилонской башни. Ведь ГДР была, помимо прочего, и Вавилоном: государством, в котором люди перестали понимать друг друга.
Уве Телькамп. Интервью Андреасу Платтхаусу, 06.10.2008
О «Башне», романе Уве Телькампа, сорокалетнего уроженца Дрездена, говорит сейчас вся Германия.
Роман вышел в издательстве «Зуркамп» в 2008 году, в том же году его автор получил за него две очень престижные премии (имени Уве Йонсона и Немецкую книжную премию), в 2009-м — еще две (фонда Конрада Аденауэра и Немецкую национальную премию); книга — несмотря на то, что она очень велика по объему, около 1000 страниц, и крайне сложна стилистически, — семь недель оставалась в списке бестселлеров; по местам Дрездена, связанным с местом действия романа, сейчас водят экскурсии. Дело, конечно, не в премиях самих по себе (и уж тем более не в экскурсиях), а в том, что сообщество читателей, в большинстве «непрофессиональных», всерьез заинтересовалось книгой, явно не рассчитанной на легкий успех.
Многие критики сравнивают «Башню» с романами Томаса Манна, прежде всего с «Будденброками»: по их мнению, Телькамп возродил ту давно не популярную литературную форму, которая в рамках «семейной хроники» обращается к историческим и философским проблемам. Сам Уве Телькамп в речи по поводу получения премии Уве Йонсона подтвердил такую точку зрения, заявив, что является продолжателем традиции эпического повествования:
Премия имени Уве Йонсона, которую вы мне вручаете, для меня означает признание с вашей стороны важности эпического повествования, литературы непреходящих ценностей, что принципиально значимо в наше время, требующее от людей быстрых решений и приучающее их не думать ни об истоках явлений, ни об их конце… …эпичность, как я ее понимаю и какой люблю у Йонсона, Пруста, Томаса Манна, Толстого, не есть нечто бесформенно-раздутое, а, напротив, представляет собой сконцентрированную гуманность, и сегодня, в эпоху короткого и затрудненного дыхания, такая эпичность являет пример свободы… Взяться за написание эпического произведения — значит пуститься в рискованную авантюру с целью спасти мир через поиск правды: затея совершенно донкихотская, но вместе с тем и необходимая.
До недавнего времени (до 2004 года) Телькамп работал врачом на станции «Скорой помощи» в Дрездене и Мюнхене. Второй роман Телькампа, «Зимородок» (2005), — история безработного философа, сближающегося с группой террористов, — привлек пристальное внимание критиков, хотя некоторые из них и упрекали молодого автора в излишней усложненности языка, зато другие увидели в этой усложненности особую позицию, противостояние литературе мейнстрима.
«Башня» — третий роман Телькампа, который отчасти носит автобиографический характер: автор рассказывает о жизни нескольких семей в престижном дрезденском районе, заселенном в основном представителями интеллигенции, в 1983—1989 годах. Одного из двух главных героев (подростка, затем молодого человека), Кристиана, Телькамп заставляет пройти через главные этапы своей — автора — подлинной биографии: Кристиан, как когда-то Телькамп, учится в престижной гимназии, в старшем классе подписывает контракт на трехгодичную службу в танковых войсках, чтобы по окончании этого срока получить место на медицинском факультете университета… Армейская служба Телькампа, правда, проходила куда более благополучно, чем у его героя, который, ударив офицера, попадает под военный суд и затем в страшный лагерь Шведт, где работает на карбидовом заводе. Но в октябре 1989-го и сам Телькамп, как Кристиан, должен был участвовать в полицейской акции против демонстрантов (от чего сразу отказался, исключив для себя, как он тогда думал, возможность получения высшего образования; однако уже через месяц Берлинская стена пала и ситуация резко изменилась).
Второму главному герою, дяде Кристиана Мено Роде, биологу по образованию, работающему редактором в дрезденском издательстве «Гермес», Телькамп «дарит» свою любовь к книгам и пристрастие к сочинительству: многочисленные страницы романа, набранные курсивом, представляют собой «роман в романе» — записки Мено и отрывки из его дневников. «Голос» же самого Кристиана передан в тех письмах, которые он пишет из армии родным. Преобладает, однако, голос автора — нейтральный голос повествователя, который время от времени прерывается всякими врезками, вроде цитат из телепередач или историй, иногда даже анекдотов, рассказываемых другими персонажами. Книга как целое, таким образом, представляет собой «рваный монтаж» из разнородных в стилистическом плане элементов. Принцип мозаичности для автора, видимо, важнее, чем связность повествования. Истории персонажей можно проследить лишь пунктирно, часто они обрываются, так и не добравшись до сколько-нибудь эффектной «развязки», да и сам роман заканчивается знаком двоеточия. Нарочитая усложненность структуры прекрасно передает ту атмосферу неуверенности, слухов, удивления перед стремительностью политических изменений, что была столь характерна для последних лет существования ГДР. Кроме того, подобный стиль удачно отражает фрагментарность сознания современного человека, получающего самую разную информацию и с разных сторон, — нечто подобное мы встречаем в прозе других крупных немецких прозаиков — Альфреда Дёблина, Арно Шмидта.
