Групповой дом был помойкой. Ну, не таким уж плохим, как колония, честно говоря. У нас были комнаты, а не койко-места. И ванные были как настоящие, в обычных домах. На окнах не было решеток, и забор вокруг дома был всего лишь деревянный, без острых верхушек. Но все равно помойкой… местом, куда выкидывают вещи. Кого только не было внутри. Ну, в самой колонии тоже было всех понамешано, но по крайней мере, там все были плохими. В Групповом доме были плохие дети, как я, на пути из колонии. Приходилось жить там, пока они не разрешали тебе уйти в реальный мир. Но там также были и другие дети, дети, которые ничего плохого не совершили, но их там заперли, потому что никто не хотел их.
Там был такой Родни. Он был меньше, чем большинство детей, хотя он не был самым маленьким. Бойфренд его матери повредил ему ногу. Теперь Родни приходилось волочить эту больную ногу за собой, когда он ходил, и он не мог бегать вообще.
Большой черный парень устроил это место. Он был директором. Это то, как они называются в Групповых домах, а не инспекторы, как их называют в колониях. Мистер Аллен, так его звали.
Когда я пришел туда, он сказал мне, что это место, откуда дети готовы пойти жить своей жизнью. Дом Полпути, как он сказал. Полузадница — это название больше подходило — обычный притон, только болтовни больше.
В основном мы говорили в группе. Вот так сидели все в этом кругу и говорили. О наших чувствах. Мистер Аллен говорил, что это важно. Выражать свои чувства. Я никогда эту хрень не делал. Ты говоришь о своих чувствах, люди думают, что ты слабак. Мистер Аллен, он не был слабаком. Он был бывшим заключенным, крупный парень, с суровым лицом и большими мускулами. Я хотел выглядеть, как он — клево так выглядеть, когда ты внутри. Он сидел в тюрьме штата, много лет назад. А теперь он работал на штат.
Родни жил в моей комнате. В ней жили только мы — комната была действительно маленькая. У меня было не много вещей, но у меня было радио. Однажды, когда меня не было, я искал подработку, трое ребят сверху пришли в комнату за моим радио. Родни вошел в тот момент, когда они были там. Они сказали ему, чтобы он не лез не в свое дело, но он пытался остановить их. Они напали на него, как крысиная стая, и хорошенько его отпинали. Но они оставили радио, потому что знали, судя по тому, как он боролся, он расскажет мне.
Родни увезли в больницу. Той ночью мистер Аллен вошел в мою комнату. Он спросил меня, почему я не слушаю радио. Я сказал ему, что я хотел почитать. Он подошел к радио, включил его. Ничего не произошло.
— Где они? — спросил он меня.
Я безэмоционально посмотрел на него, но мистер Аллен твердо встретил мой взгляд.
— Брось, — сказал он.
Я сунул руку под кровать и дал ему один из моих толстых белых носков. Полный батареек для радио.
— Готовишься к мести, Джеймс?
Я ничего не сказал.
— Здесь все не так работает, — сказал он. — Я разберусь с этим.
На следующее утро они увезли трех парней. Назад в колонию.
Когда Родни вернулся, мистер Аллен сказал нам в группе, что те трое парней не могли жить по правилам сообщества, поэтому они были изгнаны.
Все кивали, как если бы это было справедливо. Я чувствовал, что мистер Аллен смотрит на меня, но я не смотрел на него.
Однажды в группе Родни сказал, что хочет щенка. У него даже была картинка со щенком, которого он хотел. Черно-белый щенок.
— Я бы назвал его Бандит, — сказал Родни.
Мистер Аллен сказал, что, может быть, когда-нибудь у него будет щенок, если он будет заботиться о нем. Родни так обрадовался. Один из парней прошептал «чудик» очень тихо, но я услышал его. Я сказал, что тоже хочу щенка, глядя парню в лицо. Он ничего мне не сказал.
Мистер Аллен потом отвел меня в сторону. Он сказал мне, что это хорошо, что я присматриваю за приятелем, но не стоит делать глупостей.
Родни плакал каждую ночь, но я никогда ничего не говорил.
Никто и никогда не навещал его.
Никто никогда не навещал меня тоже, но это было совсем другое дело. Я знал, что ко мне никто не придет, но Родни, он всегда считал, что его мать придет.
Замок на задней двери зоомагазина был ерундовый. Я вошел внутрь, как научился этому в колонии.
Родни заплакал, когда я показал ему щенка.
— Бандит! — позвал он. Щенок уснул на его кровати.
Они пришли за мной на следующее утро. Мистер Аллен привел меня в свой кабинет. Полицейские разрешили, но наручники не сняли.
— Вы позволите Родни держать щенка? — спросил я.
Он сказал, что позволит. У него было грустное лицо.
— Я заплачу за собаку, Джеймс, — сказал он. — Ты вернешь мне деньги, когда сможешь.
— Я верну, — сказал я. Я всегда возвращаю долги.
Те парни, которые избили Родни… Скоро я их увижу.
