1.
Альфред Хичкок мертв. Он лежит там, мертвый, и я не знаю, что с этим делать. Я не удивился, когда нашел его мертвым на земле. Леса за нашим домом дикие — край, где правила диктует Дарвин. Я не философствую, говоря это, просто я сам был в местах вроде этого и знаю, как там все устроено.
Альфред Хичкок был одним из тех метисов вороны и ворона, которых вы постоянно видите на этом участке побережья — слишком большой для вороны, но без классического толстого клюва ворона. Его было видно издалека.
У него была белая полоска на голове сбоку, как шрам от пули, которая целует вас в щеку, пролетая по касательной.
Он не появлялся несколько дней, но Долли не волновалась. Она любила всех своих зверей, но не относилась к ним, как к домашним животным.
«У них есть свои дела», — говорила она.
Это Долли назвала его Альфредом Хичкоком.
— Посмотри, как он ступает, — сказала она мне как-то, указывая на задний двор. — Посмотри, какой он величественный. Не суетится, как другие. От него не услышишь ни звука. Он просто расхаживает взад-вперед, как будто он глубоко погружен в свои мысли.
Я подметил, что он немного похож на знаменитый профиль Альфреда Хичкока, особенно, когда его голова качалась при ходьбе. У Долли были имена для всех существ, которые приходили в гости, и всегда было понятно, что она думала о каждом из них, прежде чем наконец решала дать им имя.
Например, Уинстон. Он — бурундук, но не тот мелкий зверек, которые водятся на востоке, он по размеру почти с чертову белку. Долли дала ему такое имя, потому что у него была стойка бульдога. И он тоже был бесстрашен. Когда он увидел Долли на заднем дворе, он бросился прямо к ней и взял арахис с ее руки. Потом он просто уселся на задние лапы и чистил орех, как вы сидите и попиваете пиво с приятелем.
У Уинстона была дама — Долли назвала ее миссис Черчилль — и целая семья малышей. Все они жили под одним из сараев на заднем дворе. Вход в их логово был отмечен двумя щербатыми кусками гранита, которые я положил туда, оставив достаточно места между ними, чтобы сформировать арку. Выглядело, словно они наняли архитектора, чтобы построить себе такой дом.
У Долли также была целая стая соек. Они были намного больше, чем там, где я рос, в Западной Вирджинии. Поэтому тут их называют звездные сойки — большие разбойники с черными головами и высокими гребнями. Если Долли не выходила достаточно быстро утром, они молотили дверь своими клювами, как толпа обезумевших дятлов. Долли выносила маленькое ведерко арахиса и просто рассыпала по двору. «Дать почавкать сойкам» — так она это называла, и это было абсолютно точно, они вели себя, как стадо свиней. Никаких манер вообще, хлопают крыльями, орут так громко, что мертвого разбудят.
Долли не беспокоил шум, который они устраивали, но она не давала им драться. Я понимаю, что это глупо звучит, но казалось, птицы ее на самом деле слушались. Однажды я видел, как пара соек сцепились из-за большого жирного ореха, подскакивая и кидаясь друг на друга, как бойцовские петухи. Долли крикнула: «Ну-ка прекратите это!», и они послушались. Выглядели они так, словно им даже немного стыдно за себя.
Иногда бурундук посмелее кидался прямо в толпу соек, чтобы стянуть орех, но, обычно, они просто стояли у своей норы, застыв как дикие собаки, пока я не швырял орехи в их сторону, далеко и высоко от стаи соек. Арахис отскакивал от сарая, но сойки не обращали на шум никакого внимания.
Альфред Хичкок всегда был на крыше сарая. Это было только его место, и ему, вроде как, нравилось просто наблюдать за всеми этими перебранками и драками, не вмешиваясь.
И что-то всегда происходило. Например, колибри начинали воевать за клочок пространства. Эти мелкие ребята бьются за территорию, как росомахи, и с жужжанием атакуют друг друга, так быстро, что еле успеваешь следить за этим.
Или, бывало, соседский кот, который жил дальше по улице, появится. Большая ошибка. Жалкая собачонка, которую Долли спасла из приюта, тоже жила во дворе, в будке, которую я построил для нее. И стоило любой кошке ступить во двор, как Плут выскакивал из своей будки, как снаряд выпущенный из миномета.
.
Я думаю, именно поэтому у нас так много птиц, — Плут изо всех сил превращает двор в зону, свободную от кошек. Собака, как человек — ей нужна работа и семья, чтобы быть тем, кем он должен быть. Плут всегда приходил в дом на ужин и оставался до рассвета. Он спал на куске овечьей шкуры, который я ему отрезал. Сначала я положил шкуру у двери, но Плут перетащил его, прямо к дверям нашей спальни, и мы оставили его там.
Когда становилось достаточно тихо, по мнению Альфреда Хичкока, он слетал вниз, во двор. Там он расхаживал туда-сюда, пока Долли не называла его имя. Потом я должен был кинуть орешек, достаточно близко, чтобы он мог его подобрать, не теряя достоинства, но не так близко, чтобы он решил, что я кидаюсь в него. У меня отлично это получалось.
Однажды я один вышел во двор, проверить новую оптику, которую я собирал, когда появился Альфред. Он долго смотрел на меня с сарая, прежде чем, наконец, спустился и начал расхаживать.
— Альфред! — позвал я его, но он просто проигнорировал меня.
