В 17:30 начальник полиции 5 округа г. Токио капитан Ямагиси записал в книге рапортов:
«Демонстрация на Императорской площади разогнана. Поручик Тамура и подпоручик Сотойяра доносят: убито демонстрантов 4, ранено 37. Повреждение получили 23 полицейских. На месте демонстрации арестовано 14 лиц, виновных в возбуждении толпы. Одного из арестованных, Такео Фукуда, удалось схватить в момент произнесения речи, в которой он требовал наказания преступников, подготавливающих бактериологическую войну. Такео Фукуда, назвавшийся так при задержании, документов при себе не имеет. Как наиболее подозрительный красный агитатор отправлен согласно инструкции 572 под специальным конвоем в распоряжение МП. Остальные арестованные заключены в дежурные камеры при управлении 5 округа».
Кто-то осторожно постучал в дверь.
— Войдите! — крикнул Ямагиси.
Вошел сержант полиции, задержался на пороге, щелкнул каблуками и отдал честь.
— Подойди сюда, Токава! — приказал Ямагиси. — Вот тебе особо секретный пакет, отвезешь его в префектуру и сдашь лично господину полковнику. По возвращении немедленно доложишь о выполнении приказа. Кругом!
* * *
Над дверями, ведущими в кабинет шефа префектуры токийской полиции, горела красная сигнальная лампочка. Дежурный адъютант бесшумно двигался по приемной, тихо отвечал на бесчисленные телефонные запросы и что-то отмечал на узкой полоске бумаги. Красный сигнал означал, что шеф очень занят и его нельзя беспокоить.
В просторном и светлом кабинете полковника Риуси находился важный посетитель — невысокий полный мужчина с апоплексическим лицом и узкими седыми усиками. Он курил американские сигареты одну за другой и с покровительственной улыбкой слушал информацию полковника. Наконец, он нетерпеливо махнул рукой. Полковник смолк и с уважением склонил голову.
— Я не согласен с тобой, дорогой Риуси! — после минутного молчания сказал гость. — Несомненно, присутствие американцев в священной Японии может уязвить нашу национальную гордость. Подчеркиваю, — гость поднял указательный палец, — может, но не должно. Ты сам признаешь, что по отношению к нам, то есть к людям, представляющим великую Японию, американцы держат себя очень предупредительно. Я бы даже сказал — по-приятельски.
— Но суют свой нос всюду! — гневно воскликнул Риуси.
Гость с неудовольствием поморщился.
— Ты стал очень нервным, мой дорогой Риуси! Не думаю, что это полезно для твоей службы.
Полковник почтительно приложил руку к груди.
— Так вот, — продолжал гость, — мы дошли до того, что американцы относятся к нам, как приятели. Правда ли это? Безусловно, да! Достаточно присмотреться к их деятельности. С первой же минуты их прихода в Японию, то есть с момента окончания войны, они перестали видеть в нас своих врагов. Полагаю, что ты читаешь американские газеты? Ну, так ты, наверно, не раз встречал там статьи рассудительных американских политиков, утверждающих, что в свете послевоенных событий становится все яснее и яснее тот факт, что Соединенные Штаты совершили непоправимую ошибку, выступив в последней войне против Германии и нас. Это умно!
Полковник молча кивнул.
— Ну, вот видишь! — усмехнулся гость. — Нужно только рассуждать логично… В данный момент Япония является единственным местом в Азии, где американцы чувствуют себя относительно уверенно. Подчеркиваю — относительно. В наших ли интересах ослабить их позиции? Нет!.. Их проигрыш означает наше поражение. Ясно? Посмотри на город… — гость протянул руку к окну, из-за которого в комнату долетал шум большого города, — ведь там кипит, как в котле. Мы, дорогой Риуси, — гость склонился к уху полковника, — сидим на бочке с порохом… Да, да!
Он помолчал, снова поглядел в окно и, презрительно скривив тонкие бледные губы, продолжал:
— Этот проклятый сброд не может и не хочет согласиться с непреложным фактом: несмотря на военное поражение, в Японии ничего не изменилось. У кормила правления все-таки стоим мы, а не люди улицы… И тут должно вспомнить, что только благодаря американцам наши старинные обычаи и порядки не оказались втоптанными в грязь теми… с улицы. Мы благодарны американцам за то, что, несмотря на войну и ее последствия, основа нашей жизни, — гость указал пальцем сначала на себя, потом на полковника, — и идея «тенно» не потерпела поражения. Понимаешь?
— Да, господин генерал! — почтительно ответил Риуси.
— Поэтому ты не должен, дорогой Риуси, так злобиться на американцев. Пожалуй, если бы не они, кто знает: может быть, вместо этого кабинета сидел бы ты в одной из тюремных камер, заключенный туда как раз теми, которых теперь ты сам так старательно и поспешно отправляешь туда… А сны о нашем могуществе и величии, — добавил генерал после минутного раздумья, — могут исполниться только при поддержке новых друзей — американцев. Пойми, что их с нами связывает одна и та же опасность и сейчас не время ссориться или спорить. Ты ведь хорошо знаешь, что нашему миру грозит гибель — ее готовят нам те, которые сегодня еще только кричат на улицах, но завтра могут перейти к действиям. Революция, дорогой Риуси, — это страшная, неумолимая сила! Я впервые столкнулся с нею еще в 1918 году, когда командовал одним из наших отрядов в Сибири, но до сих пор помню ее страшное дыхание…
