Аркай

Люда вошла в класс, когда первый урок уже кончался. Ребята дружно повернули головы в её сторону: опоздание в школу считалось на Береговой событием. Не то чтобы все тут отличались такой уж безупречной дисциплинированностью, — просто самый крайний дом был от школы самое большее в трёх минутах ходьбы, и, чтобы опоздать, следовало уж очень постараться.

Зоя Николаевна делала запись в классном журнале, у доски томился Сенюков Вениамин, лучший на Береговой лыжник и скалолаз. Увидев застывшую в дверях Люду, он заметно приободрился, так как понял, что маете его пришёл конец.

— Ты сегодня немного задержалась, Иванова Людмила, — отметила Зоя Николаевна. — Надо полагать, тому есть веские причины.

— Да, Зоя Николаевна, — ответила Люда, вглядываясь в каракули на доске, ибо знала точно: Сенюков Вениамин сейчас будет отпущен с миром, а решать задачу дальше придётся ей.

— Об этом после, а пока попытайся покорить барьер, на котором повис твой сосед по парте.

Люда положила на пол сумку со школьными принадлежностями и, подойдя к доске, написала ответ задачи.

— Правильно и без колебаний, — одобрила Зоя Николаевна. — Объясни ошибку Сенюкова Вениамина.

— А в знаках ошибка, — прогудел с места «повисший на барьере» Сенюков. — Там скобки последовательно раскрыть, перемена знаков — и все дела.

— Вот именно, — сказала Зоя Николаевна. — Ты хорошо соображаешь, Сенюков Вениамин, но на этот раз с некоторым опозданием.

Ребята засмеялись и громче всех сам Сенюков Вениамин. Тут как раз прозвенел звонок, и Зоя Николаевна закрыла журнал:

— Слушаю тебя, Иванова Людмила.

С места, понятное дело, никто и не подумал сдвинуться.

— Я из-за Аркая опоздала, — сказала Люда чуть поспешнее, чем хотела. — Его утилизировать хотят и сшить из него унты или рукавицы.

Объяснение было не очень внятным, зато кратким, а уж краткость Зоя Николаевна ценила высоко.

— Не совсем понятно, что такое «аркай», — заметила она, поправляя большие квадратные очки. — Объясни, пожалуйста, более доходчиво.

— Как, вы не знаете, Зоя Николаевна?! — вскричал, приподнявшись, Сенюков Вениамин. — Аркай же мировецкий пёс! В базовской упряжке вожаком ходит. Рыжий такой, а над глазом чёрное пятнышко.

— Тогда, конечно, другое дело, — сказала Зоя Николаевна вполне хладнокровно. — И кто же решил делать рукавицы из живого вожака?

— Метальник решил, — ответила Люда, чувствуя, как у неё быстро сохнут губы, а это значило, что она может не удержаться и заплакать. — Только не из живого. Его утилизируют сначала, пристрелят то есть.

Зоя Николаевна смутилась при этом известии. Судить о делах, досконально в них не разобравшись, она себе не разрешала. А новость была очень уж неожиданной. Учительнице не верилось, что кто-то способен на столь нелепый и жестокий поступок: убить хорошую собаку, чтобы сшить из неё рукавицы. С другой стороны, Иванова Людмила лукавить не умела, и по математике она успевала отлично, что, по убеждению Зои Николаевны, было явным признаком правдивости.

— Метальник — это кто такой? — спросила наконец Зоя Николаевна.

— Есть тут один, — опять высунулся Сенюков Вениамин, которого удивляла слабая осведомлённость учительницы в обстановке на Береговой. — Он хозяйством распоряжается. Только с чего это он расходился — из Аркая унты шить?

И Вениамин вопросительно уставился на Люду, будто это она сама приняла такое чудовищное решение.

— У него лапа сломана, задняя левая, и он работать теперь не сможет, — тихо сказала Люда. — А у Метальника приказ: собак-дармоедов не держать. Раз не работает, значит, сделать унты или рукавицы и… это… оприходовать вместо пса.

Выговорив это, Люда опустилась на место. Из глаз её одна за другой побежали слёзы. Она старалась незаметно вытирать их, пыталась успокоиться, но ничего у неё не получалось. Ребята молчали, стараясь не смотреть в её сторону; Зоя Николаевна не знала, что сказать. И только Сенюков Вениамин снова нарушил тишину, сдержанно прогудев:

— Чего ты, собственно говоря, раскисла, Иванова Людмила? Унты-то из Аркая ещё не сшиты?

Вот когда в классе стало по-настоящему тихо.

— Он живой ещё, — успокаиваясь, сказала Люда. — Мы с бабушкой перевязку ему сделали и спрятали в надёжном месте. Только Метальник всё равно его отберёт, так и каюр Онолов Андрей говорит.

Тут в классе словно светлее стало, все вздохнули облегчённо, а Зоя Николаевна подвела итог:

— Вот и хорошо. Я полагаю, ты чего-то не поняла, Иванова Людмила. Не может быть, чтобы из такой собаки, как этот Аркай, сшили унты и рукавицы, а не вылечили её.

— Ещё как может быть! — заверил Сенюков Вениамин. — Если есть такой приказ, то Савелий Метальник, собачий начальник, чётко его выполнит.

Получилось в рифму у Сенюкова Вениамина, и шестой класс дружно хлопнул в ладоши. Но Зоя Николаевна заметила довольно сурово:

— О старших так не говорят, Сенюков Вениамин. Это бестактно. Ты меня понял?

— Понял, Зоя Николаевна, — с готовностью отозвался Сенюков Вениамин, который, хотя и не показывал выдающихся успехов в математике, по части такта от прочих не отставал.

Ибо все шестиклассники давно уже и прочно усвоили, что, отвечая на вопрос учительницы, следовало непременно вымолвить её имя и отчество. Именно так: «Понял, Зоя Николаевна!» Краткое «понял» никуда не годилось. Не годилось также, по мнению Зои Николаевны, вольное взаимное обращение: мальчишки, девчонки, всякие Валерки, Светки, Людки, Веньки. Это была дикость недопустимая. В пределах класса существовали мальчики и девочки, Саликов Валерий, Грушина Светлана, Иванова Людмила, Сенюков Вениамин. Мороки было поначалу с этим полным титулованием! Особенно у мальчишек. Но Зоя Николаевна если уж за что-то бралась, то поворота на обратный курс не предвиделось. И такой прилипчивой оказалась эта система, что скоро вся Береговая именовала школьников не иначе как по имени-фамилии. А малявки-дошколята ухватили её на лету, и забавно было, когда едва выучившийся держаться на лыжах слаломист наставлял приятеля: