Париж, 1765 год
— Нет… пожалуйста, не надо.
Эти слова, не громче шепота, слетели с сухих, потрескавшихся уст женщины. Слабой рукой она попыталась отстранить поднесенную к ее рту серебряную чашу.
— Ты должна выпить это, дорогая моя. Тебе будет лучше.
Мужчина заботливо приподнял ее голову рукой. Глаза несчастной были закрыты, и у нее не было сил сопротивляться, когда он влил содержимое чаши в ее приоткрытый рот. Ощутив знакомый сладковато-горький привкус, женщина слабо застонала. Мужчина внимательно посмотрел на прекрасное бледное лицо с такой прозрачной кожей, что сквозь нее просвечивали скулы. Глаза ее медленно открылись. На краткий миг они показались ему такими же ясными и лучистыми, какими были когда-то.
Довольно долго взгляд умирающей следил за ним. Потом ресницы снова сомкнулись, губы слегка приоткрылись, давая путь воздуху, с трудом проникавшему в легкие.
Мужчина взял с прикроватного столика кубок с вином и отхлебнул глоток, не отводя холодного взора от лица женщины. Ждать теперь оставалось недолго.
С другой стороны кровати, возле камина, сидела нянька, покачивая ногой широкую двойную колыбель.
— Поднести ей детей, ваше сиятельство?
Мужчина взглянул на две пары ярких голубых глаз, две пары розовых щечек и на четыре пухлых кулачка, лежащих поверх розовых одеялец.
Были ли они его детьми? Он никогда уже не узнает этого.
Впрочем, теперь это не имело никакого значения.
— Да, — произнес он. — Они утешат княгиню, только не давайте им утомлять ее.
— Разумеется, ваше сиятельство.
Князь снова отхлебнул вина и посмотрел на огонь в камине.
— Ее сиятельство так слаба. Боюсь, она не переживет ночь, — с горечью в голосе сказала нянька.
Князь не ответил. Он продолжал стоять у изголовья жены до тех пор, пока дыхание не прекратилось.
Нагнувшись над недвижимым телом, он прикоснулся к бескровным губам, ощутив их холод, — жизнь уже покинула ее. Медленно выпрямившись, он приподнял хрупкую правую руку покойной. Расстегнув на ней чудный браслет, он приблизил его к тусклому язычку лампы, горевшей в изголовье. Изысканное украшение играло и переливалось, шокирующе фривольное в этой обители смерти. Он опустил браслет в карман и позвал няньку.
Процессия великолепных карет, запряженных украшенными плюмажем, увешанными всякими безделушками лошадьми, которую сопровождали офицеры, облаченные в голубую с золотом форму Версаля, миновала большие золотые ворота дворца и остановилась перед фасадом.
— Только посмотри на эти два экипажа! — произнесла, обращаясь к стоявшей рядом подруге, девушка с причудливой прической, до пояса высунувшись из верхнего окна. — Именно они должны увезти меня во Францию. Какой из них тебе больше нравится, Корделия? Малиновый или синий?
— Не думаю, что это имеет какое-нибудь значение, — отозвалась леди Корделия Бранденбург. — Все выглядит достаточно нелепо. Вот и маркиз де Дюфор скачет так, словно он проделал верхом весь путь из Франции, а не выехал из Вены всего лишь час назад.
— Но ведь так полагается по протоколу! — Принцесса Мария Антония была удивлена до глубины души. — Только так и должно быть. Французский посол должен въехать в Вену так, точно он прибыл сюда прямо из Версаля. И он должен официально просить у императрицы моей руки по поручению наследника престола Франции. После этого я заочно выйду замуж за дофина, а затем отправлюсь во Францию.
— Как будто никто не знает, что ваша рука была обещана. дофину еще три года назад, — заметила Корделия. — Вот начнется суматоха, если императрица откажет послу!
Она проказливо улыбнулась, но ее подруга не поддержала шутку.
— Не говори ерунду, Корделия. Став королевой Франции, я не смогу позволить тебе быть такой дерзкой, — сморщила та носик.
— Принимая во внимание, что твоему жениху только шестнадцать лет, тебе довольно долго придется дожидаться этого, — ввернула Корделия, раздосадованная выговором, полученным от своей августейшей подруги.
— О, ерунда! Ты ничего не понимаешь! Став супругой дофина, я буду первой дамой Версаля.
С этими словами Тойнет резко повернулась на месте», закрутив в воздухе пышную юбку малинового шелка. Сделав изысканный жест рукой, она начала кружиться по комнате.
Корделия только бросила взгляд на нее через плечо и повернулась к гораздо больше занимавшей ее сцене во дворе под окнами дворца.
— А это кто такой? — с внезапным интересом в голосе спросила она.
— Кто? Где?
Тойнет снова подошла к окну и, отодвинув Корделию в сторону, взглянула вниз. Ее белокурая головка являла собой удивительный контраст иссиня-черным кудрям подруги.
— Вон там. Спускается с белого жеребца. Аргамак , мне кажется.
— Да, скорее всего. Стоит посмотреть на его стать.
Обе девушки страстно любили лошадей, и на какое-то время лошадь привлекла их больше, чем всадник.
Мужчина снял перчатки и обвел взглядом двор. Он был высок, строен, одет в черный костюм для верховой езды, короткий, подбитый алым шелком плащ спадал с его плеч. Словно чувствуя, что на него смотрят, он окинул взглядом светло-желтый фасад дворца. Потом сделал шаг назад и снова взглянул на здание, прикрыв ладонью глаза.
— Ну вот, — сказала принцесса. — Он нас заметил. — — Ну и что? — ответила на это Корделия. — Мы же только взглянули на него. Тебе не кажется, что он прекрасен?