А.Закгейм
Афраллер
Пальмы сгибались под ветром. Стекла в заведении Родриго угрожающе звенели. Но теперь это не страшно: сезон ураганов кончился, кончился очень рано, и наступило время, которое Кшиштоф Ковальски любил больше всего. Уже можно нормально ходить по улицам, а нашествие туристов еще не началось. Слава Богу, ему уже не надо кидаться за любым грошом, и в этот недолгий период затишья можно позволить себе чуточку расслабиться.
Правда, вот уже несколько лет в такое время на него нападал зуд подведения жизненных итогов - занятия заведомо бессмысленного и порождающего не так уж много счастливых воспоминаний. Да, он лишен даже того, что есть у большинства: сладостных воспоминаний детства. Родился в трюме парохода, который увозил его родителей из Польши, раздавленной Гитлером и Сталиным. Непонятно почему родители поселились в глухом углу Новой Англии, где их католическое вероисповедание вызывало нескрываемую неприязнь соседей-протестантов и злую агрессивность соседских детей. Несмотря на это (а может быть, именно поэтому), он вырос поляком и католиком; хотя для всех окружающих он был Крисом, но для себя - только Кшиштофом. А в Польше удалось побывать только в сорок семь, и слишком многое там оказалось не таким, как виделось в мечтах...
Детство окончилось в двенадцать лет. Мать умерла, и совершенно неожиданно для всех отец, шумный жуир, впал в глубокую депрессию и покончил с собой. Пришлось оставить школу и зарабатывать на жизнь. В пятьдесят восьмом году оказалось, что у него довольно бойкое перо (правду сказать, не перо, а машинка), и с тех пор его удел - несладкая доля провинциального журналиста. Где он только не побывал - во Вьетнаме и Иране, Судане и Нигерии, Парагвае и Гаити, Гренландии и Антарктиде... Сотрудничал в сорока газетах двадцати семи штатов, а изредка - и в зарубежных. И вот, наконец, после четверти века такой жизни, обрел тихое пристанище.
"Сан Фелипе - государство на одноименном острове. 27 тыс. жителей. Языки: испанский, английский. Сельское хозяйство (тропич. фрукты), туризм". Вот и все, что знал Кшиштоф, когда крохотный самолетик высадил его и еще трех пассажиров на столичном аэродроме - лужайке сто на пятьсот ярдов. Владелец очередной газеты, в которой Ковальски числился уже обозревателем, пару раз отдыхал здесь, после чего поручил сделать рекламу острову. Реклама, видимо, удалась. Босс, купивший на острове два отеля, был доволен. А Кшиштоф решил осесть здесь. Хороший климат, если не считать сезона ураганов. Большинство жителей - католики. Нашлась и работа: в редакции "Сан Фелипе миррор" он стал вторым человеком, в здешней глуши оказалось нетрудно блеснуть опытом. А главное - покой. Очень спокойный остров, особенно когда туристов не слишком много. Последние же пять лет он почти обрел семью. Почти...
Размышления Кшиштофа прервал папаша Родриго.
- Крис, вас хочет видеть молодой человек.
Молодой человек оказался невысокого роста негром лет тридцати.
- Сэр, мне сказали, что вы - лучший на острове журналист. Я - Джим Свази, корреспондент "Ист Лондон пост" из Южной Африки. Не могли бы вы немного помочь мне?
- Если можно, зовите меня Крис. Не знаю, лучший ли я журналист, но во всяком случае тертый. У меня как раз затишье, так что я - к вашим услугам.
- Спасибо, Крис. Если позволите, сразу перейду к делу. Моих читателей очень интересуют взаимоотношения европейцев и африканцев в вашей стране. Ходят слухи, что здесь у вас все в порядке.
- Не думаю. Впрочем, давайте расскажу, как я эти отношения вижу. А вы уж решайте, насколько они хороши. По мне, так не очень, хотя и далеко не плохи. Пожалуй, я сказал бы так: у нас - добровольный, традиционный апартеид. Белые и африканцы легко общаются; как правило, доброжелательны друг к другу. Расистов лично я не встречал. Но живут почти все раздельно. Это сложилось издавна - белые и черные кварталы; никто не препятствует африканцу поселиться на Принс Уильям Сквер, но там он будет чувствовать себя не так удобно, как на Секонд Стрит. Даже любовь... Достаточно часто можно увидеть белого парня с африканской девушкой. Редко, но бывает и наоборот: девушка - белая, ее друг - африканец. Если у таких пар рождаются дети, почти никто не считает это чем-то страшным. Но в официальный брак вступают свои со своими. Исключений почти нет.
(Почему ты не женишься на Марии? Боишься связать себя? Или дух разделения рас все же пустил росточек в твоей душе? Но об этом ты не расскажешь. Стыдишься? Или еще не додумал до конца?)
- А мулаты?
- За малыми исключениями они чувствуют себя африканцами. И живут соответственно.
- А школы?
- Здесь закон тверд. Полное равноправие и никакой сегрегации. Все учатся вместе.
- А как дела с высшим образованием?
- Я не знаю точно, как с теми, кто едет в заграничные университеты. В нашем университете Сан Фелипе семьсот студентов. Африканцев около двух третей - так же, как во всей стране. Из ста преподавателей шестьдесят африканцы.
- А аспиранты?
- Я как раз собирался завтра утром навестить профессора Кокрена. Это наше светило; не исключено, что одна из ближайших Нобелевских премий по химии - его. Он человек общительный и мой приятель. Поедемте со мной, посмотрите, как работают его аспиранты. Сейчас их семеро, трое темнокожие.
