Святослав Логинов
ПОХИТИТЕЛЬ ДЕТЕЙ
(антипедагогическая поэма)
Еду на дачу в деревню. В битком набитом общем вагоне вижу знакомого. Это сын моей соседки бабки Марухи. Месяц назад он приезжал в гости к родителям, привозил внука. Тогда Марухин дом неделю гудел от чёрного пьянства. К вечеру гул голосов превращался в крик: звонко причитала Маруха, гудел что-то её "дедок", нечленораздельно вопил сын. Иногда пьяный рёв прорезал злорадный мальчишеский крик, потом громко хлопала дверь, парень выскакивал на улицу, бежал через огород. Папаша гнался за ним с палкой в руках. Мальчишка легко уходил от опасности, дразнился, швырял в папашу падалицей.
Теперь истории предстоит повторяться в расширенном варианте: сосед едет вместе с женой. И детей при родительской паре не один, а двое. Их появление слышно издалека: вопли главы семьи, пьяное бормотание супруги, плач девочки и единственный осмысленный звук - крик мальчишки:
- Ну, куда ты прёшь? Там конец вагона! Здесь садитесь!
С помощью проводницы святое семейство размещено и, вопреки ожиданиям, удивительно быстро затихло. Во всяком случае, к часу ночи уже можно было уснуть, что далеко не всегда удаётся в общем вагоне.
Утро. Часовая стоянка в Хвойном. Именно из-за этих стоянок прославленный шестьсот девятый умудряется ставить рекорды скорости: триста километров за двенадцать часов! Специально к приходу поезда открывается привокзальное кафе "Лилия". Заспанные пассажиры бредут пить дешёвое хвойнинское пиво. В общей толпе, спотыкаясь и пошатываясь, поспешает мой сосед. Как же его зовут? - не помню. Через несколько минут - время явно недостаточное, чтобы испить пивка, - сосед, позвякивая авоськой с покупками, ковыляет обратно. В вагоне начинается второе действие, впрочем, относительно негромкое; сосед послушно умолкает, когда на него цыкают начальственным басом.
За час до полудня усталый состав дотягивает к пестовскому вокзалу. К этому времени путешествующая пара набралась до изумления. Впрочем, меня это не касается, мне надо успеть дойти до автовокзала и вбиться в переполненный автобус, иначе придётся три часа ожидать следующего. Бегу, вбиваюсь.
Следом втискивается ещё кто-то. Водитель получает деньги и уходит за путевым листом. В это время на площади появляется знакомое семейство.
Впереди мальчишка: на плече сумка, в руке пластиковый мешок с каким-то барахлом. Свободной рукой он ухватил за полу пиджака папашу и волочёт его словно портовый буксиришко океанский лайнер. Лицо потное, злое, красное...
следом девчонка с громким рёвом тащит за подол маманю. Глаза у родительницы стеклянные, двумя руками она прижимает к груди бутылку водки и то и дело порывается отхлебнуть на ходу.
Дети чуть не под ногами стоящих просачиваются в автобус. Родители топчутся у дверей, не зная, за что ухватится. Места в автобусе решительно нет.
Появляется водитель.
- Куда лезете? - рычит он. - Пьяных не повезу!
Папаня законопослушно отступает, потом, вспомнив, пытается вытащить из автобуса детей. Я силком отжимаю двери, кричу в оставшуюся щель:
- Детей я довезу!
Неясно, слышат ли меня, а если слышат, то понимают ли. Двери закрываются по-настоящему, автобус трогается.
А ведь то, что я только что сделал, на строгом языке закона называется "похищением несовершеннолетних". Интересно, сколько лет тюрьмы грозит мне сейчас?
Девочка плачет.
- Не ссы, Машка, доедем... - успокаивает её брат.
В автобусе начинают интересоваться, чьи дети.
- Мы из одной деревни, - объясняю я. Все удовлетворены.
Через полчаса автобус делает остановку в посёлке с громким названием Вятка. Вываливаемся на свежий воздух. Спрашиваю мальчишку:
- Вы сегодня завтракали?
- Завтракали. У нас было с собой.
Всё равно захожу в магазин, покупаю пряников и деревянный лимонад "Буратино". Ничего более существенного из того, что можно пожевать на ходу, в магазине нет, а нам предстоит марш-бросок в семь километров. Дети безо всяких комплексов берут пряники, по очереди запивают лимонадом из горлышка. Начинаем знакомиться: парня зовут Антоном, девочку, как мне уже известно, - Машей.
- В каком ты классе?
- В... четвёртом...
Уловив заминку в ответе, деликатно не уточняю, перешёл Антон в четвёртый класс, окончил его или остался в четвёртом на второй год.
- А ты, Маша?
- Она ни в каком. Осенью в первый пойдёт.
Маша возмущённо вскидывает голову, но не говорит ничего.
Выясняется, что Маша не была у бабушки с дедушкой больше двух лет и почти ничего не помнит. Наперебой рассказываем, что знаем о Марухе и её хозяйстве. Услыхав о пёсике Петьке и кошке Дымке, Маша, наконец произносит первую самостоятельную фразу:
- Кошку мучить буду. Замучаю насмерть.
Очевидно, это не шутка, потому что Антон начинает злиться.
- Дура! Кошек нельзя мучить! Они даже пожаловаться не умеют.
- Вот потому и можно.
Пытаюсь объяснять, что кошка живая, что ей больно, когда её мучают.
Отклика нет. Тогда я решаюсь на крайне непедагогичную меру.
- А что, - говорю я Антону, - одни любят мучить кошек, а мы любим мучить маленьких девочек...
- Я нажалуюсь! - быстро предупреждает Маша.
- Кому ты тут нажалуешься? - голос Антона излучает презрение. - Вон сарай у дороги, запрём тебя там и будем мучить, а ты жалуйся сколько хочешь мышкам да крыскам!