«Хорошая будет ночь!» – подумал начальник караула старший лейтенант Кедрович, выпуская сизый клубок табачного дыма в сторону чернеющих на горизонте макушек таежных сосен. Над ними, окрасив небосвод огненным заревом, пылали последние отблески дня, и несколько отливающих кровавым пламенем островков-облаков таяли в быстро сгущающихся сумерках.
Кедрович облокотился о железную спинку лавочки курилки и закрыл глаза. Летний прохладный ветерок бил в лицо и настырно рвался под форменный китель. С дальних болот тянулся протяжный лягушачий ор, и ему традиционно вторили назойливым стрекотом сверчки. Словно конкурируя с ними, со стороны военного училища гремела похожая на нестройный лай какофония строевых песен – курсанты и солдаты вышли на вечернюю прогулку. Чуткое ухо начкара уловило также вплетающийся в этот жуткий ночной ремикс протяжный храп.
«Часовой на собачке! – догадался Кедрович. Собачкой называли пост у входа в караулку. – Спит, гаденыш!»
Он хотел было пойти устроить горе-часовому взбучку, однако махнул рукой: «Пусть наслаждается, пока у начкара романтичное настроение. Вот через пяток минут оно пройдет, и не дай бог, если я застану кого-то спящим на посту…»
Между тем на востоке зарождалось ненастье. По небу медленно и зловеще, проглатывая звезды, расползалась мгла. Туман! Кедрович изредка бросал в ту сторону тревожные взгляды – и вновь смотрел на запад, словно стараясь насладиться последними лучами солнца. Как будто видел его в последний раз. В какой-то момент ему даже показалось, будто огненное зарево на западе – это кровавая пасть гигантского монстра, а черные острые верхушки сосен – клыки. Вот сейчас надвинется туман, эта пасть сомкнется над миром, и…
– Товарищ старший лейтенант, там задержанного привели!
Кедрович вздрогнул. Недовольно глянул на темный силуэт, словно привидение, возникшего из мрака караульного.
– Задержанного привели, – будто извиняясь, повторил тот.
– Запускай. Я сейчас подойду.
Начкар снова взглянул на запад – от заката осталась лишь алая полоска, затем на восток – чернота поглотила уже полнеба. Он сделал еще пару затяжек и щелчком отправил окурок в пепельницу – гигантскую бетонную яму посреди курилки. Огонек исчез в этом кратере подобно маленькой пылающей комете.
Силуэт задержанного был едва различим в тени деревьев у калитки. Кедрович понял лишь, что это солдат – срочник. Его сопровождали двое патрульных курсантов и их командир, капитан.
– Бегунок какой-то, – объяснил начальник патруля, пожимая Кедровичу руку. – Рядом с училищем поймали, у блокпоста.
– Из наших?
– He-а. Говорит, что… – Капитан покосился на подчиненных и шепнул: – Говорит, из Красновки!
– Из самой Красновки?! – поразился начкар.
– Вроде как… – пожал плечами капитан.
Оба, не сговариваясь, посмотрели в сторону пожирающей небосвод мглы.
– Оттуда по-прежнему все глухо? – спросил Кедрович.
– Ага, – покачал головой капитан. – Ни связи с Красновкой, никаких беженцев. Словно все сгинули. Слышал, говорят, еще один отряд спасателей пропал?
Вроде как уже восьмой за эти дни. Погорск в панике, город готовят к эвакуации.
– Как думаешь, – Кедрович кивнул на задержанного, – этот точно оттуда?
– Кто ж знает? Может, и врет. В общем, дежурный по училищу велел пока к вам на гауптвахту отвести. Свяжутся с начальством, там решат, как дальше быть. Так что принимай клиента.
Один из патрульных подтолкнул задержанного к калитке.
– Ого! – воскликнул Кедрович, когда свет фонаря попал на лицо солдата. – Вы его, что ли?
– Таким и задержали, – заверил капитан. – Честно!
Парень выглядел так, словно вырвался из кулачной потасовки. Все лицо в ссадинах, под правым глазом зиял гигантский порез, будто полоснули ножом, из разбитой губы сочилась кровь. Форма солдата больше походила на лохмотья, на ней повсюду темнели бордовые пятна, особенно большое на груди, словно туда всадили нож. «Не иначе как неуставщина, – решил Кедрович. – Наверняка старослужащие отлупили, вот и дал деру из части». Вслух же сказал:
– Ладно, разберемся. Павленко!
– Я! – раздался из темноты сонный голос часового с собачки.
– Сопроводи-ка этого дезертира в караулку.
Кедрович еще ненадолго задержался на улице: поболтал с начальником патруля, заглянул в окно гауптвахты – проверил, не спит ли часовой, и не спеша отправился в караульное помещение. Задержанный дожидался его, нетерпеливо ерзая на стуле, и, как пойманный зверек, бросал по сторонам испуганные взгляды. Теперь, рассмотрев его при более ярком освещении, Кедрович поймал себя на мысли: «И как таких мелких в армию берут?» Если б не военная форма, можно решить, что это школьник средних классов. При этом вид у солдата был такой, словно он полсотни километров протопал пешком: тощ, как беженец из концлагеря; рваная, цвета грязного хаки, воняющая болотом форма едва не соскальзывает с худющих плеч. Лицо парня оказалось изодранным настолько, что трудно было представить, как оно должно выглядеть безо всех этих ссадин, царапин и синяков. Даже на макушке сквозь растрепанные, давно не видавшие мыла и воды русые волосы проступали бурые шрамы.
«Да его в санчасть надо, а не на кичу, – подумал Кедрович. – Ладно, подержим до утра, а там посмотрим…»
