А утром пришел Фо… - [4]

– Я здесь, товарищ капитан!

В строй заскочил Саня Рыбалкин, виновато улыбаясь и что-то пряча за широкой спиной.

– Та-а-ак, что у нас тут? – капитан стал медленно обходить его.

Рыбалкин было попытался поворачиваться, держась к офицеру лицом, да только начкар рявкнул:

– Смир-р-рно!

Рыбалкин замер.

– Это, едрить тебя налево, что за фигня?

– Гитара, товарищ капитан, – отрапортовал Рыбалкин, прижимая к спине инструмент.

– Бойцы, вы совсем трататушки попутали? Вы чё, отдыхать туда едете?

– В свободное время, товарищ капитан.

– Да вы, я смотрю, расслабились! Сладкой службы захотели? Я вам там устрою свободное время! Всю ночь будете устав зубрить!

Однако в голосе капитана Саморова звучала скорее усмешка, нежели угроза. Он сам прекрасно понимал, что то, зачем мы едем, можно скорее назвать отдыхом, чем службой. Вот уже несколько лет наша часть охраняла какой-то заброшенный, никому не нужный склад посреди тайги, на который давно было наплевать не только потенциальным нарушителям, но и Министерству обороны. А охраняли этот объект скорее по привычке, потому как здание еще не рухнуло от старости и числилось на балансе. Конечно, офицеры пытались блюсти во время охраны объекта строгость и устав, но в эти караулы солдаты рвались, как в увольнение. Где еще так выспишься и отдохнешь от строевой подготовки, полевых выездов и нарядов?

– Ладно, давайте в машину, – вздохнул капитан.

Мы полезли через борт ГАЗ-66, торопясь укрыться от солнца под его брезентовым тентом.

– Эй, Звереныш, гитару возьми! – крикнул Рыбалкин.

Я одной рукой схватился за гриф, а второй – за широкую ладонь приятеля и помог Рыбалкину перевалиться через борт. ГАЗ заурчал и тронулся. За кормой мелькнули увенчанные звездами ворота воинской части, и над машиной сомкнулись вершины могучих таежных сосен. Ехать предстояло часа полтора. Рыбалкин тут же ударил по струнам и затянул: «Сбивая черным сапогом с травы прозрачную росу, наш караул идет вперед и каждый к своему посту…» Машину затрясло на кочках – водила давил на газ, словно вез дрова, да только гитариста это не смутило. Кто-то даже попытался подпевать. Вечно спящий Шурович тут же вырубился, а вскоре некоторые последовали его примеру – из-за жары мы все стали похожи на стаю двуногих ленивцев цвета хаки. Я не спал. Сидя у борта, глядел в синее небо с уже начавшим клониться к горизонту солнцем и думал о том, что с погодой нам повезло – ночь предстоит звездная, без дождя и ветра, а значит, караул будет кайфовым.

В караулку мы прибыли часам к семи. «Шестьдесят шестой» резко затормозил перед зданием на небольшой бетонной площадке. В облаке поднятой им пыли появился часовой в каске и бронежилете и лениво прикрыл обтянутые сеткой-рабицей ворота.

– К машине! – скомандовал капитан Саморов.

Мы медленно выползли на волю из душного, словно парилка, кузова. Снаружи, наоборот, жара спала и теперь обдувал легкий прохладный ветерок. Изобразив некое подобие строя, мы выслушали короткий инструктаж. Впрочем, в нем давно уже никто не нуждался. Лично я за полтора года службы посещал это место уж и не упомню сколько раз. Вид караулки, окружавшего ее сетчатого забора и зеленой стены леса за ним уже навевал какие-то привычные, я бы даже сказал, домашние чувства.

Караулку, насколько я знаю, выстроили не очень давно – лет пять назад, когда охрану объекта поручили нашему танковому полку. Это было одноэтажное здание из красного кирпича. Четыре окошка, обращенные к небольшой площадке для построений, изнутри плотно закрывали ставни. От остального мира внутренние помещения караулки отделял небольшой тамбур: чтобы войти, нужно было пересечь замкнутый с двух сторон железными дверьми трехметровый коридорчик. При этом наружную дверь всегда держали запертой изнутри, хотя за пять лет караулов не нашлось сумасшедших ее штурмовать. В самой же караулке имелся необходимый для жизни минимум помещений: раздевалка, кухня-столовая, комната для бодрствующей смены с креслами и журнальными столиками, в народе – бодрячка, а также для отдыхающей смены – с топчанами для сна, ну и туалет. Правда, последним пользоваться разрешалось лишь зимой, а летом, чтобы не чистить уборную, для этих нужд использовали лес, который начинался сразу за забором и тянулся на многие-многие километры во всех направлениях. Была еще в караулке сушилка, заваленная зимними бушлатами, рядом с которой в закутке жужжал генератор, обеспечивающий электроэнергией караульное помещение и периметр постов. Также отдельная комната предназначалась для начальника караула и его помощника, а между ней и бодрячкой стоял пульт для связи с постами и частью. В общем, это была полностью автономная база, в которой, в случае чего, можно запросто вполне цивилизованно жить годами…

Едва мы выбрались из машины, что-то меня насторожило. Поначалу я даже не понял, что именно, – вроде все как обычно. А потом сообразил, что не так: люди! Солдаты сменяющегося так называемого «старого» караула – парни из нашей части, как и повелось, побросав под забор автоматы, кто вольно сидел в курилке, кто спал на скатках в тени, иные шатались по территории, наводя порядок. На крыльце дремал часовой собачки, который не соизволил подняться, даже когда из караулки вышел его начкар. Вроде бы привычная обстановка. Вот только их взгляды – какие-то взволнованные, бегающие, я бы даже сказал, испуганные. У многих глаза красные, словно всю ночь не спали, хотя караулы там, как я уже сказал, славились тем, что солдаты на посту высыпались лучше, чем в казарме.