Глава 1
День рождения Гитлера
– Тревога!!! – заорал динамик под потолком, и казарма ожила.
Благоприобретенные за год с небольшим службы рефлексы швырнули Андрея прочь из постели. Он еще не проснулся окончательно, а руки уже одели тело, и ноги уже нырнули в сапоги. Самое досадное во время тревожных подъемов – невозможно, ну никак, даже теоретически, успеть правильно замотать портянки и уложиться в норматив. Лоскуты портянок с вечера лежали на сапогах, спадая на голенища, Андрей смял лоскуты стопами, вмял портянки в сапоги и побежал.
Когда плечо утяжелил «АКМ», а по бедру стукнул подсумок с противогазом, Андрей окончательно проснулся. Выбегая из казармы, невольно толкая сослуживцев плечами и получая ответные случайные толчки, топоча сапогами и протирая на бегу глаза, Андрей сумел-таки разглядеть часы над тумбочкой дневального: 04.05. Пять минут пятого.
– Шибче, сынки! Шибче! – драл глотку старшина, выдыхая в промозглый воздух клубы пара. – Первое отделение – в кузов! Второе, стройсь, пока ваш транспорт развернется! Первый, ехай! Ехай, твою мать!
Трясясь в кузове, рядовые и сержанты молча сбрасывали сапоги и аккуратно бинтовали голеностопы портянками. Практически их ровесник, лейтенант Саша, полгода назад окончивший военное училище, вещал нарочито бодрым голосом, то и дело срываясь на фальцет:
– Боевая тревога, парни! Фашисты рядом с нами десантировались! С диска, с огромадного, спрыгнули гады. Идут по проспекту Смирнова, как на параде, окна огнем поливают. Смертники! Нашему взводу достался участок около кинотеатра. Стрелять в крайнем случае и только поверх голов! В самом крайнем – по ногам. Задача – обложить гадов и дождаться спецназа. Спецура их попробует взять, понятно?
Грузовик прыгнул на рельсах, проехал мимо железнодорожной станции Новая Деревня, промчался вдоль набережной Черной речки, пересек проспект Смирнова, свернул на паралельную проспекту улицу Торжковскую.
Тормоза завизжали подле приземистого здания колхозного рынка.
– Вправо бежим, парни! – крикнул, первым спрыгнув на асфальт, лейтенант. – Справа от кинотеатра заляжем.
Попрыгали из крытого брезентом кузова. Побежали. Мимо рынка, между жилой шестнадцатиэтажной башней и единственным в стране кинотеатром, названным в честь экранного героя – «Максим». Бежали и прислушивались к пока далекой стрельбе. Бежали наперерез врагу по застывшей к утру слякоти газонов, рассредоточиваясь на бегу.
Не добежав пары метров до тротуара, залегли. Кто где. Пятна хаки на сером.
Андрей растянулся возле чахлого шиповника. Голая колючая веточка покачивалась возле лба, локти утонули в куче последних остатков грязного снега, приклад смял щеку.
Ленинграду в апреле еще снится зима, и холодом от почвы тянуло нешуточным. Но палец на дуге спуска мелко дрожал отнюдь не от холода. И ныло в полном с ночи мочевом пузыре. И жутко хотелось курить.
А дробь выстрелов все громче. Ленивая такая дробь, пальба вразнобой. Вот и звон разлетающихся вдребезги оконных стекол стало слышно. А вот со стоном, нехотя, осыпалась витрина мебельного магазина, что на другой стороне проспекта, наискосок.
Часть, в которой служил Андрей, дислоцировалась на территории Комендантского аэродрома, до проспекта Смирнова – полчаса пешком. Проспект и окрестности стали родными. В тот же кинотеатр «Максим», гуляя в увольнении, Андрей захаживал не раз и не два. На рынке, что остался за спиной, помнится, покупал цветы для девушки, проживающей на перпендикулярной к проспекту улице Омской. И, было дело, украдкой косился на стекла витрин магазина «Мебель», на свое и девушки с букетом отражения. На те стекла, которые фашисты только что превратили в осколки.
Андрей отлепил щеку от приклада, вытянул шею, приподнялся на локте. И увидел фашистов.
Их было немного, с десяток. Фашисты шли по самому центру проезжей части, придерживаясь белой разделительной полосы. В неоновом свете фонарей их лица казались синюшно-бледными, словно у покойников.
Впрочем, быть может, вовсе не «казались», а действительно были бледны и синюшны их ухмыляющиеся и серьезные, молодые и старые, красивые и не совсем лица. Очень может быть, ампулы с ядом давно надкушены, и совсем скоро фашисты начнут умирать один за другим. Особый шик смертников-наци – теряя сознание навсегда, синхронно израсходовать остатки боезапаса.
Андрей прищурился и разглядел подробнее сбившегося с шага, перезаряжающего старинный «Шмайсер» нациста.
Погоны у наци, занятого сменой магазина девятимиллиметрового пистолета-автомата, окантованы белыми галунами с красиво вышитыми латинскими буквами GD. Рыцарский крест на шее. Нашивка на правом рукаве – самолетик посередине позолоченной полоски с черной каймой. Связка гранат приторочена к ремню.
