1899 год
— Должно быть, вы шутите! — воскликнула юная Вальда, в замешательстве глядя на отчима.
— Ничуть, — спокойно отвечал граф де Марлимон. — Мы с твоей матерью все очень тщательно обсудили и пришли к выводу, что настало время подумать о твоей судьбе.
С уст Вальды сорвался нетерпеливый возглас, но она тут же взяла себя в руки.
— У меня нет ни малейшего намерения, отец, — твердо заявила она, — соглашаться на брак с абсолютно незнакомым человеком, который к тому же сам не испытывает ко мне никаких чувств. Если я выйду замуж, то только по любви.
Весь облик девушки выражал вызов и открытое неповиновение, но это лишь чудесным образом добавляло ей привлекательности.
Неудивительно, что ее будущее так заботило и мать, и опекуна: Вальда и впрямь была чрезвычайно хорошенькой. Кроме темно-рыжих волос, издавна так ценимых венецианками, природа одарила ее типично английской голубизной глаз, а в качестве изысканной оправы к ним — темными ресницами, которые, как некогда утверждал ее отец, достались его роду от одного из кельтских предков.
Глядя теперь на падчерицу, граф еще раз отметил про себя, что красота ее совсем не французская, она скорее подобна экзотическому цветку и что недаром во время пребывания семьи в Париже столичные щеголи были так неумеренны в комплиментах.
Однако помимо щедрых милостей, которыми осыпала ее мать-природа: прелестного лица, тонкой, грациозной фигурки и живого ума, — Вальда владела и сказочным богатством.
Об этом позаботился ее покойный отец, завещавший своей единственной дочери огромное состояние. Вот почему граф, человек крайне щепетильный, считал своим долгом как можно лучше распорядиться будущим воспитанницы.
— Ты не хуже меня знаешь, Вальда, — сказал он, — что во Франции браки устраиваются родителями. Это слишком серьезное дело, чтобы доверить его молодым.
— Значит, я не стану выходить за француза! — веско возразила девушка.
— Не следует воображать, однако, — продолжал граф, словно не замечая ее выпада, — что в Англии дела обстоят иначе. Там наследницу подобного состояния выдают, как правило, за какого-нибудь родовитого, но обедневшего аристократа, которому стало не по средствам самому содержать свои поместья.
— Но должна же быть на земле страна, где на первом месте стояла бы любовь! — в смятении воскликнула Вальда.
В голосе ее звучала такая искренняя, идущая из самого сердца печаль и одновременно надежда, что взгляд опекуна смягчился.
— О любви мечтает всякий. И в большинстве случаев, если мужчина и женщина имеют сходные вкусы, разделяют общие интересы, их брак становится приятным содружеством, которое зачастую переходит в любовь.
— Но вы же влюбились в маму? — заметила Вальда.
— Верно. Но твоя мама была в то время взрослой, серьезной женщиной, имевшей опыт семейной жизни, а не легкомысленной восемнадцатилетней девчонкой, еще не способной разобраться в своих мыслях и чувствах.
— Почему же не способной? — сверкнула глазами Вальда, в голосе которой вновь зазвенели бунтарские нотки. — Откуда вы знаете?
Граф улыбнулся.
— Тебя воспитывали в строгих правилах, как и подобает, когда дело касается юной особы благородного происхождения. И, хотя ты немало попутешествовала и многое повидала, у тебя не было возможности думать и действовать самостоятельно.
— Но это не моя вина! — парировала девушка.
— Речь не о вине, — возразил граф. — Напротив, я считаю такое воспитание очень разумным. Но факт остается фактом: ты не сумела бы добраться до Парижа без провожатого или выбрать себе платья без помощи матери. Неужто ты воображаешь, будто в состоянии разумно выбрать человека, которого тебе придется называть мужем до конца своих дней?
— Но если я предоставлю этот выбор вам, как вы узнаете, что мы подходим друг другу и нам будет хорошо вместе? Что, если я смертельно возненавижу вашего избранника?
— О, в этом случае я, безусловно, не стану тебя принуждать, — поспешил успокоить ее граф, — как бы далеко ни зашли приготовления к свадьбе. Однако поверь тому, кто хорошо тебя знает и искренне любит: я сумею подыскать человека, наделенного всеми качествами, желательными в твоем будущем супруге.
— Трудно поверить, что все эти высокодостойные люди так и ждут, когда я упаду к ним в объятия! — Упрямица саркастически передернула плечами. — Если они так хороши, то почему до сих пор свободны?
Вельможа вздохнул.
— Не стану скрывать от тебя, Вальда, — ведь ты девушка умная — что для дворянина, которого я определю тебе в мужья, твое приданое явится немаловажным, если не решающим, фактором. Но, поскольку ты к тому же и очень красива, трудно представить, чтобы этот человек в тебя не влюбился, разве что он высечен из камня.
— Ну… а… если все же не влюбится? — очень тихо спросила девушка.
В это время она как раз подумала, что, насколько ей известно, у каждого француза, кроме законной жены, бывает и любовница.
Да, вероятно, мать и отчим пришли бы в изумление, узнай они, насколько осведомлена их дочь об интригах и так называемых «сердечных делах», в которых были замешаны их друзья и знакомые. Слуги и даже гувернантка, не стесняясь, обсуждали в присутствии девочки любые щекотливые темы, словно та была глухая. Вальду такие разговоры всегда живо интересовали, но, чтобы не навлечь подозрений, она с детской хитростью не подавала виду, что прислушивается к сплетням.
