Торжественно отмечая очередную годовщину победы в Великой Отечественной войне, а тем более ее юбилей, народы России и стран, входивших ранее в Советский Союз, вновь и вновь обращаются к ее началу, к горьким и страшным летним дням 1941 года. В частности, задавая и такой вопрос: «В чем же причина того критического положения, в котором очутилась к тому времени страна, какие факторы оказали решающее влияние на ход и исход первых сражений на советско-германском фронте, столь неудачных для Красной Армии?»
В многоплановой исторической литературе можно найти различные ответы на поставленный выше вопрос. Здесь и ссылка на огромный военно-экономический потенциал фашистской Германии, опиравшийся на ресурсы порабощенной Европы, тут и кивание на отмобилизованность вермахта и его двухлетний опыт наступательных боевых действий. В качестве причин называются ошибочность оценок высшего политического и военного руководства СССР сложившейся военно-стратегической обстановки в мире и Европе, и возможных сроков вражеского нападения, и определения направления главного удара агрессора. В данном перечне причин и факторов мы находим недостаточную подготовленность экономики СССР к войне, краткость временных рамок мирного периода, не позволивших полностью выполнить все намеченные планы.
Объективно все перечисленное действительно имело место. Но ограничившись только этим перечнем, говоря о катастрофическом положении страны и Красной Армии летом и осенью 1941 года, мы погрешим против исторической правды. А она такова, что одной из основных причин поражения войск РККА в первых сражениях на советско-германском фронте следует называть крайне слабую оперативную и тактическую подготовку командного состава Красной Армии, их неумение организовать боевые действия с сильным, технически оснащенным врагом. «Малая» война, как иногда называют финскую кампанию, отчетливо, как мощный прожектор, высветила большинство из недочетов в боевой выучке войск. Уже тогда обнаружилась та страшная зияющая дыра, образовавшаяся в результате насильственного изъятия из РККА в 1937–1938 и в последующие годы опытнейших командующих объединениями, знающих, грамотных командиров соединений и частей.
Как не торжествовать было руководству германского вермахта, если в 1937–1938 годах в сталинских тюрьмах и лагерях в ужасных моральных и физических муках закончил свои дни весь цвет советской военной науки и практики. Всего за эти годы палачами из НКВД было ликвидировано до 80% лиц из числа высшего комначсостава[1].
Один из опытных и влиятельных военных советников Гитлера – генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель – на Нюрнбергском процессе показал, что некоторые немецкие генералы пытались предостеречь фюрера от преждевременного, по их мнению, нападения на СССР, считая Красную Армию весьма сильным противником. Однако у того в конце 30 х годов сложилось о РККА совершенно иное мнение. Он неоднократно заявлял тому же Кейтелю и другим военным чинам из своего ближайшего окружения: «Первоклассный состав высших советских военных кадров истреблен Сталиным в 1937 году. Таким образом, необходимые умы в подрастающей смене еще пока отсутствуют»[2].
Одной точки зрения с Гитлером придерживается и Маршал Советского Союза А.М. Василевский: «Без тридцать седьмого года, возможно, не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел…»[3]
Репрессии в предвоенные годы причинили Красной Армии тяжелый, невосполнимый урон. И это, как мы уже сказали, «аукнулось» в первые же недели после начала войны с Финляндией, то есть осенью 1939 года. Напрямую не говоря об этом, нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов в своем докладе об итогах советско-финляндской войны, тем не менее вынужден был отметить:
«…Боевая подготовка стрелковых войск, была в большинстве случаев на низком уровне. Молодые, недавно развернутые до штата военного времени дивизии, имевшие и без того слабые кадры, были пополнены призванным из запаса начсоставом, который еще больше расслабил кадровый костяк.
Такому начсоставу не под силу было, разумеется, за короткое время добиться и хорошей организованности, и нужной выучки вверенных ему подразделений и частей. Во многих случаях дивизии, полки, батальоны и роты становились боеспособными только в процессе боевых действий.
…Не на должной высоте оказались и многие высшие начальники. Ставка Главного военного совета вынуждена была снять многих высших командиров и начальников штабов, так как их руководство войсками не только не приносило пользы, но и было признано заведомо вредным.
…Штабы, сформированные в период войны, от самых высших до дивизионных включительно, за малым исключением, были слабо подготовлены и не могли квалифицированно и полно руководить вверенными им войсками, не были способными быстро реагировать на изменявшуюся на фронте обстановку и часто тянулись в хвосте событий»[4].
Точная цифра репрессированных в РККА до сих пор остается спорной. По страницам различных изданий уже многие годы «гуляет» величина 40 тысяч – число лиц командно-начальствующего состава, пострадавших в 1937–1938 годах. Впервые эта цифра была названа К.Е. Ворошиловым 29 ноября 1938 года на заседании Главного военного совета Красной Армии: «В ходе чистки Красной Армии в 1937–1938 годах мы вычистили более четырех десятков тысяч человек…»
